Выбрать главу

Однажды, по чистой случайности, мы все же схлестнулись со шпаной. «Крытники» тусовались в прогулочном дворике через стенку от нас. Никогда не забуду, как я был рад этой встрече, ведь с Джибином мы жили по соседству, в одном квартале, а наши с Пашей дома стояли вплотную друг к другу. Разумеется, оба они знали меня с раннего детства.

В любой тюрьме на прогулочных двориках между стенами и полом располагались небольшие отверстия для стока воды. Арестанты потихонечку, полегонечку расковыривали такую дырочку и со временем из неё получался внушительных размеров кабур, после использования которого, перед возвращением в камеру, аккуратно заделывали кусками асфальта или глины.

Был такой кабур и в нашем прогулочном дворике. Через него-то я почти всё время прогулки и проговорил с Пашей и Джибином. Я, конечно же, поведал им о том, что произошло у нас в хате с тем, и попросил их помочь вычислить иуду. В том, что нас сдали с потрохами, не было никаких сомнений. Вот только оставалось загадкой, кем и каким образом это было сделано.

* * *

– Есть ли в хате люди, которых ты знаешь со свободы? – спросил меня не в кипеш Паша.

– Да, есть двое, – ответил я. – Шайтан и Андрюха, мой приятель со старой Махачкалы. Я тычил с ними на свободе и знаю их с детства. Пацаны нашенские, никогда ни в чем зазорном замечены не были.

– А ну-ка подзови их сюда.

Я окликнул обоих, и, когда они подошли и согнулись над кабуром, Паша не спеша и в мельчайших деталях объяснил, что мы должны сделать, чтобы выявить в камере эту молодою суку.

Клацанье ключа в замочной скважине прервало наше общение, но к тому времени мы обо всем уже успели поговорить и понять всё, что нам было нужно.

Возвратившись с прогулки в камеру, мы вели себя так же, как и обычно, стараясь не выдать бушевавшего в груди волнения. Не стоит забывать, что каждому из нас было тогда лишь чуть больше четырнадцати лет.

Почти целый день я протусовался по хате, понимая, что за мной наблюдают. Переваривая все то, что объяснил нам на прогулке Паша, и, можно сказать, впервые в своей жизни столкнувшись с таким и иным проявлением предательства, я никак не мог понять, как же этот гад, ломая с нами один кусок хлеба, мог пойти на такое.

Урки объяснили нам, что этой суке было легче всего цинковать ментам утром.

– Но как он это делал? – спросил я Пашу.

– Да очень просто. Пока вы, сонные, надевали штаны, протирали глаза и подходили к кормушке за завтраком, он первым оказывался возле неё и не в кипеш бросал на продол малявку. Корпусной подбирал её и относил куму, который и отдавал соответствующие распоряжения о лишении очередной передачи или свидания, о водворении в карцер и так далее.

Вечером, немного успокоившись, я принялся писать письмо домой, а чуть позже, как будто вспомнив о чём-то, ко мне подсел Шайтан и сказал, чтобы я попросил свою мать зайти к ним домой с какой-то просьбой.

Всем было известно, что мы кентовались ещё со свободы и жили неподалеку друг от друга, поэтому и поведение наше не должно было вызвать никаких подозрений у иуды, который, после нашего разговора с ворами, настороженно наблюдал за нами, почувствовав что-то неладное.

Послание мое было адресовано не матери, я писал его… куму. Да-да, не удивляйтесь, именно куму. Посередине полностью исписанного листа я вставил следующие слова: «Я разоблачен, срочно заберите меня отсюда, иначе убьют!»

Не зная, кто из сокамерников на самом деле был предателем, а значит и не имея понятия о его почерке, я специально настрочил маляву покорявее, как бы давая понять адресату, что времени у меня нет. Когда ксива была готова, к столу подошел Андрюха с коробкой домино и, как бы возмущаясь тем, что мы так долго занимаем стол, сказал громко, чтобы было слышно на всю камеру: «Ну ладно, пацаны, хватит ерундой заниматься, дайте поиграть!» При этом он не в кипеш кинул шнифт в исписанный лист бумаги, и тут же стрельнув взглядом, дал понять, что прочёл всё, что нужно. Андрюха сел на лавку и, высыпав на стол кости, стал их перемешивать.

Ночью, когда почти все уже спали, я на всякий случай под одеялом вырезал из середины моей писанины послание, адресованное куму, и, свернув клочок бумаги в малявку, спрятал ее в трусах. По сути, я повторил ту же самую операцию, которую, по нашим предположениям, каждый раз проделывала эта сука, когда хотела сдать кого-либо из нас куму, штампуя свои донесения. Вот только цели у нас с этой мразью были разные.