— Случилось… Этот молодой человек так сильно стремился обогнать время, что у него почти получилось. Если бы на месте этого льва был зверь помельче, исход был бы совсем иным.
— Так это всё-таки лев?
— Лев. Пещерный, — новый собеседник сидел на таком же как и скамеечка ажурном кресле, скрестив ноги и задумчиво подперев щёку поставленной на подлокотник рукой. Он почему-то показался мне похожим на алхимика. Или на почтмейстера очень высокого ранга: синий камзол со всякими узорчатыми пряжками, пуговицами и тиснёными кожаными вставками, утилитарно-тёмные синие брюки, высокие сапоги. На широком кожаном ремне висели три плетёных подвеса из ремешков, в каждом из которых перламутрово переливалась небольшая разноцветная сфера. Очень светлые волосы. Очень светло-серые глаза.
— Привет, На́бу! — поздоровалась Эйра.
Я не придумала ничего лучше, чем сказать:
— Добрый день!
Гость задумчиво покивал.
— Этот парень генерирует вокруг себя такое эмоциональное поле, что оно начинает искажать реальность.
Эйра подняла брови:
— А он знает, что девушка осталась жива?
— Пока нет.
Я сидела тихо, как мышь под веником.
— Так надо ему сказать! — она всплеснула руками.
— Пока не надо.
— Ты хочешь?..
— Ну, кто-то же должен. Почему не он? В конце концов, это справедливо — отдать право первому. А в этом состоянии он сможет принять дар и остаться в живых.
Набу поднялся и подошёл к Кириллу, вытащил из подвеса одну из перламутровых сфер, сразу засветившуюся синим, и вложил её Кире в грудь. Сфера погрузилась в тело и стала меркнуть, как будто растворяться в человеке.
— Ну вот, дело сделано.
Эйра обернулась ко мне:
— Теперь, собственно, почему мы все здесь. Твой зять получил редкий дар. Уникальный.
Набу снова опустился в кресло и задумчиво продолжил:
— Он будет единственным на Новой Земле одарённым, способным остановить личное время человека. Любого человека. Или даже повернуть вспять. Предел времени возврата — первый день жизни, день рождения. Но есть одно… ограничение. Если он решится воспользоваться своим даром в одиночку — время убьёт его… сомнёт, как фантик.
— Ему нужна будет помощь для использования этого дара, — мягко подхватила Эйра. — Помощь целителя. Без поддержки целителя нельзя даже браться. Но не любого, — она предупреждающе подняла палец, — нужен двойной дар — целителя плоти и ви́дения душ. Как у тебя, — она внимательно смотрела на меня. Я прямо почувствовала, что надо спросить:
— Но это ведь не всё?
— Не всё. Ещё нужно моё благословение. И я его тебе даю.
Я посмотрела на Кирилла, по телу которого медленно разливалось голубоватое свечение.
— Это очень тяжёлый дар. Я бы сказала, страшный.
— Да, — согласилась Эйра, — так и есть.
Я потёрла лицо, собираясь с мыслями:
— Я должна буду ему это объяснить?
— Нет! — Набу встал, показывая, что разговор близится к завершению. — Я с ним сам поговорю.
— И вот ещё что, — Эйра многозначительно прищурилась, — Леля хвасталась, что у вас вкусные пироги…
— И чай! — добавил Набу.
Я растерянно развела руками:
— Так это… всегда пожалуйста! Милости просим, чем богаты, как говорится…
— Завтра у нас ночь середины лета… — многозначительно сказала Эйра, боги кивнули — и исчезли.
Я вынырнула в материальную реальность совершенно обалдевшая.
— Любимая, почему так долго? — Вова был встревожен.
— Ой, милый! Сейчас в голове уложу — такое расскажу! Офигеешь! Кирю буди, и пойдём Галю поднимать.
Вид у Кирюхи был конечно… рубаха в лоскуты, джинсы тоже по́драны, ремень пополам… Парни уже нашли ему верёвку, чтоб до лагеря хоть нормально дошёл. Галя выскочила из сна и повисла на шее у мужа. Ну, ничё — пусть поревёт, это даже лучше.
Вот у неё, кстати, купальник вообще не пострадал. Удивительно.
Кто-то уже успел сбегать, принести успокаивающего чая с мятой, в термосе. Фига себе! Это ж сколько я в трансе была? Неудивительно, что Вова волноваться начал!
Вася перекочевала на руки к причитающей бабушке, вокруг них скучковались люто завидующие такому приключению дети и страшно переживающие женщины.
Едва не весь наш взбудораженный лагерь с удивление и ужасом разглядывал разорванный почти напополам труп незадачливого хищника, валявшийся в смятых кустах.
Кто-то предложил снять шкуру пещерного льва — на память, и мужики начали свежевать тушу.
Я отвела мужа в сторонку, рассказала об уникальном Кирюхином даре и моей вынужденной к нему причастности. Вова покивал, видно, что заметочку себе поставил.
— Я вот только не пойму, — поделилась я с мужем, — та чёрная зверюга, которая этого льва завалила — она куда делась?
Вова посмотрел на меня с глубочайшим изумлением:
— Ты чего, моя⁈ Вон она, в кустах ревёт.
Я затупила, прямо капитально. Выбор был, прямо скажем, невелик.
— Галя?..
— Ну конечно!
— Наша Галя⁈
— Любимая, ну ты-то у меня ничем не ударялась! Да хоть следы посмотри!
— Всё равно я в них ничего не понимаю.
Муж глубоко выдохнул:
— Это — наша Галя. Галя — оборотень. Насколько я видел — очень, очень крупный тигр. Тигрица. Чёрная.
Точно, тень была чёрная. Оборотень. Ладно.
Шкуру со льва наконец ободрали, свернули огромным резко пахнущим рулоном. Шампунем, что ли, помыть? Голый труп Вова оттащил и бросил в муравейник. Сказал, скелет можно будет потом забрать. Для комплекта. А потом скомандовал всем шагать на остров. Всё одно скоро обед.
ГОТОВИМСЯ К ПЕРВОМУ ПРАЗДНИКУ
Ещё раз переспросив про ту часть рассказа, где шла речь о ночи Середины лета, Вова с обеда на вырубку не пошёл, а собрался и вместе с Кадарчаном отправился «тайга, однако». Через три часа они явились с парой косуль. Я немного удивилась:
— А почему не завтра? Мясо свежее бы было…
Согласна, с точки зрения заядлого охотника звучит глупо — но я же городская девочка! Для меня стало совершенным откровением, что вся, ВСЯ дичина жёсткая, что её желательно хорошенько помариновать — сутки, а можно даже и двое — вот тогда она будет «Ах!». Ну, если поразмыслить — всё логично: им же в лесу всё время надо или убегать, или догонять. Не то что наши козы: хотят — едят, хотят — спят)))
Лучшие куски мужики отобрали и замариновали, а всё прочее отправилось на кухню — особенно косточки. Как же я соскучилась по нормальному супу, сваренному не на тушёнке (отличной, высшего сорта, но всё же), а на косточке! Валя сурово сказала, что за́раз всё это в суп кинуть — сильно жирно! Делим на два, а может и на три.
Вечером после тренировки у костра развернулись бурные дебаты: как же будем праздновать?
Во-первых, сама идея праздника, так сказать, упала как снег на голову. Нет, я, конечно, веду календарь, но что ночь между вторым и третьим месяцем — это ночь середины лета, я как-то…
И вообще — мир новый.
— Давайте вопрос поставим шире: у нас нет пока истории, всяких событий и дат, — я начала рассуждать вслух, — пока мы можем идти только по календарным каким-то вещам, правильно?
Дальше можно было просто записывать, пока всё в черновик, в одну кучу:
— Середина лета — это я так понимаю, самая макушка?
— Да, самая короткая ночь, получается так.
— Тогда должен быть день и самой длинной ночи.
— Это Новый год получится? Зимой?
Народ зашумел:
— Новый год у нас в первый день первого месяца — это получается начало молодого лета же!
— Правильно!
— А зимой тогда что?
— Так пусть будет день середины зимы.
— Самая длинная ночь, говорили же.
— Типа Самхейна, что ли?
— Ну их, эти скандинавские заморочки!
— Правильно, — от Вовиного командирского голоса я аж подпрыгнула, — нечего под викингов косить, своё надо придумывать!
— Ну вот: Новый год, потом Середина лета, потом — начало осени.
— Праздник начала осени?