Ну, конечно же, да… Социнспекторша смотрела в пронзительно-чёрные омуты, ощущая глубочайшее расположение и проникаясь ценностью доверенной ей информации. Вот ведь, оказывается, в чём дело! Это были мошенники! И она, заслуженный и уважаемый сотрудник, стала жертвой мерзкой аферы! Цыгане, заметив, что наживка заглочена, разливались соловьиным хором.
— Ой, Роза как мучилась… ой, мучилась м-м-м, совсем говорить не могла, совсем! Тоже с неё пятьсот тысяч просила эта ворониха! А потом… — Земфира воровато оглянулась, голос её упал до таинственного шёпота, — мимо нашей деревни шёл лекарь… китайский! — девки выпучили глаза, удивляясь такому выверту воображения, но мелко согласно закивали. — Он Розку вылечил, ты не поверишь! — кричать шёпотом — это особый талант, и Земфира давно довела его до совершенства. — Голос ангельский стал! Поёт как соловей, я говорю тебе! На твоё счастье, он с севера возвращался на той неделе, да… В свою китайскую деревню… Погостить у нас остановился, очень мы ему ещё с того раза понравились, деревня у нас хоро-о-ошая, доброжелательная, хлебосольная. Вечером собирался дальше идти. Если сейчас поторопимся — успеем застать! Ты понимаешь, повезло тебе как⁈ Сильно, сильно дешевле лечит, за… — Земфира попыталась навскидку оценить немедленную платежеспособность жертвы, — за сто семьдесят тысяч всего!
Глаза у Татьяны Филипповны слегка потухли.
— Что⁈ Не хватает⁈ Да ты не расстраивайся. Сколько не хватает? Да-а-а!.. — цыганка широко махнула рукой, дескать — развернись, душа! — Девки! Для хорошей женщины чего не жаль, да⁈ Скинемся, сколько не хватает, а⁈
Татьяна Филипповна смотрела в эти искренне готовые помочь лица и наполнялась надеждой.
— Я быстро! Не уходите!
Она торопливо запихивала исписанные листы в папку, не замечая, что сминает их как попало.
— Ты только, слышь — никому не говори! — Земфира придержала клиентку за подол. — У воронихи везде свои люди! В прошлый раз китайца нашего чуть не убили, мы всей деревней сражались, прямо война была! Он же у них клиентов уводит, понимаешь? Они бесстыжие там, за деньги у них всё! Так что — тихо!
— Аха… аха… — она торопливо кивала и сипела: — Вы не уходите!
— Быстрей беги, а то уйдёт китаец!
Этот приказ стал последним маячком. Закладкой. Или программкой — кому как нравится. Татьяна Филипповна, мало что видя вокруг, бегом добежала до фургончиков, закрылась в своём, уронила под ноги папку, рассыпав ворохом листы, и лихорадочно начала вытряхивать из чемодана вещи. Там, в потайном кармашке, вшитом под дно, лежала маленькая сумочка с наличностью. Была, правда, ещё банковская карта… Она, секунду подумав, сунула в сумку и карту.
В дверь застучали:
— Танечка, что случилось?
Как же её уже достала эта старая карга! Вот вернётся голос — надо срочнейшим образом хлопотать об ускорении постройки домов! Она вылетела из фургона, постаравшись толкнуть соседку дверью (ещё увяжется следом!), и понеслась к порталу — скорее, скорее! Весь ужас и мерзость ситуации теперь представлялся ей с отчётливостью необычайной. Это же надо, какие подонки! Провоцируют людей, нарочно, чтобы впоследствии вымогать с них деньги! В обязательном порядке следует написать докладную! Но сперва — китайский врач!
У портала толпилась куча народу, но цыган не было. Сердце Татьяны Филипповны ухнуло в самые бездны отчаяния! Она заметалась вдоль каменного полукружия, отделяющего равновременную зону от прочего мира. Как же так⁈
Земфира!!! Она выглянула с другой стороны рамки, призывно махнула рукой и скрылась за серебристо-голубым бортиком. Издав сдавленный сиплый крик облегчения, инспекторша забежала туда. В изнанке портала отражалась маленькая повозочка, запряжённая парой косматых лошадок.
Цыганка махала из открытой двери:
— Скорей! Охотятся на тебя уже! — глаза у неё были такие натуральные, что Татьяна Филипповна сразу поверила и влетела внутрь, заставив всю повозку заколыхаться.
Дверь захлопнулась.
— А кто?.. Кто охотится? — испуганно просипела она, озираясь на уже закрытую дверь.
— Эти, из Белого Ворона! Узнали, что ты целителя другого ищешь — вон, народу сколько нагнали! Всех про тебя расспрашивают! Сволочи! Принесла деньги?
— Д-да, конечно.
— Ай, молоде-е-ец! Счастье твоё, что успела. Скорей поедем к доктору! — словнов ответ на этот вскрик повозка качнулась и двинулась вперёд. — На́ вот пока, попей чайку, пока бежала, должно быть во рту пересохло…
Татьяна Филипповна почувствовала, что во рту у неё действительно до невозможности сухо, схватила чашку и сделала несколько жадных глотков. Земфира, внимательно следившая за убыванием жидкости в чашке, сделала сочувственное лицо:
— Ну что, много не хватает?
— Почти двадцать тысяч, — еле слышно просипела Татьяна Филипповна, теребя в руках сумочку.
Лицо цыганки умильно-масляно просияло (всё-таки сто пятьдесят тысяч на дороге не валяются!):
— Ну, это ничего, скинемся! Поможем!
Татьяна Филипповна не успела рассыпаться в благодарностях, как стенки фургона вдруг потемнели и начали оплывать. Улыбка цыганки сделалась огромной, как у чеширского кота, закрыла собой всё пространство, от одной стенки повозки до другой. Поблёскивая золотыми зубами, она расползалась всё шире и шире, превращаясь в ночь, в которой вместо звёзд светили острые как у акулы золотые зубы.
22.СЛЕДСТВИЕ
РАБОЧИЕ ВЕРСИИ
Тот же день, лагерь госслужащих у Иркутского портала, несколько часов спустя
Государевы люди
Дмитрий Сергеевич озабоченно заглядывал внутрь фургончика.
— Ну что? Что там?
Антонина Ивановна неловко перешагнула через кучи разваленного по полу тряпья, выбралась на подножку у двери, и беспомощно развела руками:
— Я ничего не пойму, Дима… Всё раскидано. Вот просто всё. Что-то Таня искала? Потеряла, может, что-то?
После давешнего ночного разговора двенадцать не сильно молодых уже мужиков решили горячку не пороть, с выходами на дежурства пока повременить и получше разобраться в обстановке — это во-первых. А во-вторых, действительно, подумать о более солидной ограде, а то такого невесомого заборчика ни у одной даже самой малой усадебки тут не было. Так что Татьянин «выход в люди» был поначалу замечен, а вот последующее общение с цыганками — нет.
Вернулась за деньгами она как раз, когда лагерь был практически пустым, из всех людей осталась только Антонина, вызвавшаяся приготовить общий обед — ну, чтоб хоть какую-нибудь пользу принести. В последний раз Антонина Ивановна готовила на костре в глубокой юности, когда с классом в поход на два дня ходили. И то: больше смотрела, так что к огню приходилось приноравливаться. Хлопоча над котелками, она бы и не заметила Татьянин приход, если бы та так не хлобыстнула дверью, запираясь. Ну вот, тогда-то Антонина и подошла спросить: что случилось? Ответа не получила, зато спустя минуту едва не получила дверью в лоб, успела отскочить — и тут суп начал вытекать из-под крышки, заливая костёр и страшно шипя. Позабыв о взбалмошной соседке, она кинулась к убегающему обеду.
Короче, когда люди начали подтягиваться к еде, она вспомнила давешнюю беготню, заглянула в фургон, ну и… Вежливо скажем, удивилась чрезвычайно. И даже была, пожалуй, поражена. А может, и обескуражена…
Вслед за старшим в фургон по очереди заглядывали мужики. Предлагали версии. Пока было понятно только, что ничего не понятно. По отсутствующим (взятым с собой) предметам можно было бы предположить что-то, однако все между собой были едва знакомы, и что же исчезло — можно было только догадываться.
Подошла ещё одна инспекторша, дама строгая и статная, как полковничья жена:
— Может, мы зря волнуемся? Посудите сами, могла же быть такая ситуация, что подвернулась некая оказия — ну, допустим, доехать с транспортом до какой-то деревни, где проживают неучтённые сбежавшие дети. Возможно такое?