Мы обошли вокруг. Сзади конструкция выглядела как огромаднещее зеркало. М-гм.
Ну, в принципе, всё понятно. Тут вход. Тут выход. Тут зеркало для красоты повешено, сразу видно — с этой стороны не работает. Зато можно поправить причёску и вообще прихорошиться.
Пока мы совершали круг почёта, у «рабочей» стороны артефакта разгорелся какой-то кипеж. Компания изрядно весёлых парней пришла посмотреть на чудо. Чудо оказалось скучным, и они начали подначивать друг друга заглянуть за рамку, толкаться и ржать. В результате сложноописываемых телодвижений трое упали с этой стороны, а один, получив удачную подножку — с той, приземлившись задницей на собственный телефон.
Народ ахнул, а упавший, не осознав масштаб трагедии, начал возмущаться:
− Пашка, бл**ь, чё за подстава? Телефон, бл**ь, новый, трёх дней нету!
− А чё сразу Пашка-то? — возмутился друган.
− Да ничё! Любитель подножек, блин! Вон, смотри! — парень повернул телефон экраном к компании, − умер, всё! Ещё и царапина во весь экран, по гарантии даже смотреть не станут, скажут — долбил обо что…
Парень сделал шаг вперёд, намереваясь плечом оттереть неуклюжего приятеля… и воткнулся в невидимую стену.
Народ ахнул ещё раз. Парень попытался выйти снова. И снова. Потом с разбегу. Потом психанул и швырнул в невидимую стену злополучный телефон. Телефон границ не заметил, пролетел, воткнувшись в ближайшую клумбу и бодро заработал, разразившись Рамштайном. Муттер, ага. Пашка подхватил телефон и нервно сглотнул:
− Слышь, Димон… тут тебе это… мама звонит… − он осторожно, стараясь не задеть мерцающую линию, протянул телефон уставившемуся в одну точку парню. Но мобильник замолчал и погас, как только пересёк границу света. Димка подержал в руках мёртвую игрушку и бросил обратно, всё в ту же клумбу. Экран немедленно засветился снова. Нарастающий гул толпы приглушил мрачного Линдеманна.
− Мать? — как-то невыразительно спросил Димка.
Стремительно трезвеющие товарищи судорожно закивали.
− Сами ей ответьте.
− А чё сказать-то, Дим?
− Скажите… Да пусть сюда придёт, сам с ней поговорю.
ТЫ ЧУВСТВУЕШЬ?
Новость бурлящими волнами расходилась по парку. Народ начал напирать — любопытство, оно ведь неистребимо.
Вовка вытащил меня из давки. Сзади раздавались возбуждённые голоса толпы. Потом послышались громкие щелчки и шипение — менты завели свой матюгальник:
− Граждане! Внимание! Опасная зона! Не приближайтесь к светящимся линиям! Обратный проход невозможен!.. Держите ребёнка, мамаша!.. Опасная зона! Покиньте границу оцепления! Граж… Да ты что, не понимаешь, мать твою! Отойди!!!
Мимо нас пролетели три машины с мигалками. Подкрепление вызвали, ага.
− Ну, хоть больше никто не завалится по пьяной лавочке…− высказалась я, − пойдём, по набережной прогуляемся? Не жарко уже.
− Пойдём.
И пляж, и прогулочные дорожки были необычно пусты. Даже вечно орущий пляжный диска́ч молчал. Хорошо-то как! Муж обнял меня за плечи.
− Ты же понимаешь, Олька, вот они — мои сны?
− Ну, да…
Мы немножко прошли молча.
− Ты же понимаешь, Вовка: я — как ты. Скажешь: рванём — значит, рванём. Сколько раз мы это обсуждали!.. Пойдём вон, на качели сядем. Полюбуемся на город… − я сделала страшные глаза, −…в последний раз! — ну, не могу я без придури…
Часа полтора мы обсуждали — что и как, прикидывали варианты. По-любому выходило, что Мишку с Васей надо с собой брать. Василиска маленькая ещё, девяти лет нет. А Мишку с его инвалидностью на бабушку вешать − не дело. А уж Галя и бабушка сами решат.
− Блин! Я же Гале обещала видео отправить!
Галя с Кирей нам объявили, что они прям с самого утра приедут на новогрудининском автобусе (Патамушта! Они лично! Своими глазами! Хотят увидеть Огромные Светящиеся Ворота!) − а уж потом мы все вместе поедем на дачу к бабушке.
Мы потихоньку пошли вдоль залива. Волны с шорохом перекатывали мелкие камешки.
На полпути к Аграмадным Светящимся Воротáм я остановилась…
− Чувствуешь запах?
− Какой?
− Да корвалолом пахнет!
Вовка в темноте видит гораздо лучше меня. Он первым разглядел на лавочке, в плотной тени аллеи, скрючившуюся фигуру, это была… да, женщина.
− Женщина, вам плохо?
Она подняла на меня зарёванное лицо с красными припухшими веками. Лет пятьдесят, наверное. Одета прилично. Была слегка подкрашена, вон чёрные дорожки. Наша находка шмыгнула носом и дрожащим голосом спросила: