Выбрать главу

Между прочим, некоторые наши инструменты остались в подземелье, чтобы не таскать их туда-сюда. Мы уверены в невозможности проникновения в них, пока государство не затеет серьезные раскопки. Нам просто помог слепой случай плюс уникальный японский прибор, аналогов которому я не встречал. Есть приборы российские и зарубежные для определения пустот, но не то. Далеко не то. И не зря, я так и не упомянул его названия.

Глава седьмая

Смоленские легенды

Километрах в тридцати от города Вязьма, немного северо-западнее по направлению к Смоленску, находилась простая русская деревня, название которой было связано с лесной чащей. Вокруг действительно были леса. Это — моя Родина. Здесь жили мои предки. Уже лет двадцать, как деревни нет. Вымерла, как и десятки деревень вокруг нее.

Армейская служба забросила отца в Белоруссию, но в детстве, я каждый год приезжал в родную деревню в период школьных каникул к деду и бабушке. Ежегодно в деревню летом наезжало десятка два мальчишек и девчонок из Москвы, Ленинграда, Смоленска, Вязьмы, Дорогобужа и других городов. Местные всех нас называли почему-то «москвичами», даже меня, из Белоруссии.

Здесь я впервые услышал легенды о кладах и страшных историях, связанных с ними.

Оказалось, что и какой-то мой далекий предок, дед Демид (а в деревне дедом называли любого пращура, без всяких там приставок «пра» или «пра-пра», просто дед и его имя, хоть и жил он двести лет назад) имел отношение к войне с французами, а точнее участвовал в разграблении какого-то французского обоза. Легенды, как это бывает на Руси, переходили из поколения в поколение.

И вот, какая-нибудь бабка, обозленная набегом на ее яблони или вишни (а я был непременным участником таких набегов), кричала на всю деревню, махая вслед прутом: — Во-во, вылитый дед Демид, и тот таким же разбойником был, порода такая….

И прочие нелестные эпитеты в мой адрес и в адрес неведомого мне предка. Конечно, эти сравнения не могли меня не заинтересовать. И по крупицам я собрал следующую информацию.

В этих местах, через речку, на возвышенности напротив нашей деревни, в начале девятнадцатого века жил помещик по фамилии Каретников. Был он в чинах небольших, поручиком, но гвардейским и служил в Петербурге. Хозяйство за него вел еврей-эконом. Мой пращур, дед Демид, как и остальные жители деревеньки, был крепостным крестьянином этого помещика, или барина, как тогда говорили. Барин был ничем не примечательным. После наполеоновской войны 1812 года был уволен из гвардии за пьянство и карточные долги и поселился в поместье. А, прославился он тем и вошел в историю, что постоянно задирал и, даже вызывал на дуэль, своего соседа Грибоедова. Да, да, того самого Александра Сергеевича Грибоедова, автора комедии в стихах «Горе от ума». Писатель жил в восьми километрах от нашего барина в своем поместье Хмелита. Кстати, село это сохранилось, и сейчас там дом-музей Грибоедова.

Вражда эта началась в незапамятные времена, еще предками Каретникова и Грибоедова. Яблоком раздора послужил небольшой болотистый лесок (существует и поныне, бывал, авт.), который находился на границе владений соседей. Судились из-за ничем не примечательного лесистого куска земли больше сотни лет. Судьи приходили, то к одному, то к другому мнению. Такое уж было судопроизводство в те времена.

Послушайте компетентное мнение, о состоянии тогдашнего судебного рассмотрения дел, выраженное в малоизвестном стихотворении, современника Грибоедова, тоже Александра Сергеевича, только Пушкина:

Глухой глухого звал к суду судьи глухого, Глухой кричал: — моя им съедена корова! — Помилуй, — возопил глухой тому в ответ, — Сей пустошью владел еще покойный дед! Судья решил: — чтоб не было разврата, Жените молодца, хоть девка виновата…

В точку, да? Как раз к нашей истории. Так вот, время от времени, надираясь в стельку (или, как там надираются гусарские поручики), барин садился «наконь» и отправлялся навестить соседа. Там он гарцевал вокруг грибоедовского поместья, махал саблей, непотребно ругался и непременно вызывал врага на дуэль.

Не знаю, была ли дуэль, но только вскорости Грибоедову это, видимо, надоело, и он укатил послом в Персию, где и погиб. Версия, причины отъезда, конечно, шуточная, но помещик Каретников, благодаря соседству и своей задиристости, оставил след в людской памяти.

Вернемся к моему деду Демиду. Легенда гласит, что он, действительно был весьма разбойного нрава, любил подраться и стянуть что-нибудь из поместья. Но опять же не этими, обычными для славян качествами, он вошел в историю (слово «история» в данном случае не означает исторические анналы). Народная молва, из поколения в поколение, передала, что осенью 1812 года на Старой Смоленской дороге, которая проходила неподалеку от деревни, молодой еще тогда Демид, вместе с неким Хоней (возможно Афоней) принял участие в разграблении французского обоза отступающей наполеоновской армии. Помимо захваченной добычи, они притащили с собой французского офицера, с которого, якобы, пытались слупить еще какой-нибудь выкуп. Но француз был уже пуст, и его, как говорят в деревне, зашибли до смерти. Тело несчастного захватчика закопали.

Что может сделать крепостной с богатыми трофеями? Сходу в дело он их точно пустить не может. Поэтому добыча, состоявшая из золотых монет и драгоценных каменьев, была поделена и, до лучших времен, зарыта возле деревни, по одной версии, на берегу речки. По другой — брошена в старый «барский колодец» для сохранения. Есть у нас такой и поныне в изгибе речки. Конечно, что-то было взято и на текущие расходы.

Через год, вернувшийся из французского похода и изгнанный из гвардии, барин, прознал о злодействе своих крепостных. Злодействе не в смысле грабежа обоза и убиении француза, это, как раз, признавалось геройством. Вспомните, например, Василису Кожину, которая опоила французов, подперла колом дверь и подпалила дом. Народная героиня. И правильно, нечего с оккупантами церемониться. Злодейство состояло в утаивании трофеев от барина. Якобы донес еврей-эконом. Известное дело, в деревне утаить что-нибудь невозможно.

Короче, запытал помещик обоих до смерти, но тайны не узнал. С тех пор на протяжении многих лет мужички, нет-нет, да и покапывают по берегам речушки. Но сокровищ пока не нашли.

Такая вот легенда существует. Дыма, как известно, без огня не бывает. Я не верю в сказки о заговоренных клады, про несметные сокровища, охраняемые нечистой силой и другие малоубедительные с налетом мистики россказни. Про проваливающиеся под землю церкви. Но легенды, основанные на исторических фактах, с примесью бытовой обыденности…. Отчего не поверить? И не попытаться подкрепить другими свидетельствами и проверить на практике.

Чем реально подтверждается наша легенда? Извольте. Помещик такой был. Остатки его усадьбы, точнее усадьбы его потомков, на пригорке за речкой, есть и сейчас. Их называют «барским садом», поскольку уцелел до нашего времени лишь сад. Даже не сад, а остатки парка с аллеями, поросшими могучими дубами и липами. Рядом попадаются куски фундамента дома, или другого строения. Сохранился и зев старого «барского колодца» в излучине речушки. И соседом действительно был Грибоедов. И спорный лесок в наличии.

Далее о материальных следах трофеев. В детстве не задумывался, а сейчас вспоминается, что у деда был длинный иностранный кортик, а может штык, им кололи свиней и резали овец. Не русский и не немецкий, точно. Мы, дети послевоенного времени, в таких вещах разбирались. Возможно и французский. На полке в углу кухни, в запертом всегда на замочек встроенном ящике, лежала необычная шкатулка. Она была сделана из какого-то нетяжелого коричневатого камня с разводами и прожилками. Я таких больше никогда не встречал. И открывалась она непросто. Надо было сначала положить палец в углубление сбоку и приподнять им маленькую прямоугольную металлическую пластинку, внутри щелкало, и шкатулка открывалась.

В шкатулке дед хранил метрики, документы, всякие квитанции, бумаги, короче. И была среди них одна, явно старинная и нерусская бумага. Плотная, потертая на сгибах, с витиеватой вязью незнакомого мне языка. Не немецкого, и не английского, которые мы изучали в нашей школе. Возможно французского.