— Кастельяно?
— Это старинная золотая испанская монета, чеканка которой прекратилась в 1497 году с началом чеканки новой монеты — песо. С того времени её вес стал в Испании единицей измерения золотых слитков и золотого песка.
— И каков же ее вес?
— Около пяти граммов. Точнее — 4,7 грамма.
Старик выудил из своего кармана калькулятор, с которым не расставался никогда, и быстро произвел необходимые вычисления.
— Четыреста семьдесят килограммов золота, — тотчас объявил он, — Не хило! Да еще серебро… Кстати, что такое марка серебра?
— Это весовая единица, имевшая хождение в Западной Европе, применявшаяся в разных странах с IX века. Испанская марка серебра составляла около 230,4 грамма.
Старик вновь защелкал кнопками калькулятора.
— Тысяча сто пятьдесят два килограмма…, - пробормотал он, а затем, переварив, видимо, полученные цифры, вскричал, — полтонны чистейшего высокопробного золота и больше тонны серебра! Да еще оставленные без переплавки коллекционные изделия! Недурственная добыча! И это только за один раз, из одного источника! Плюс, наверняка, треть осела в карманах расхитителей, не дойдя до казны.
— Ну, вот, — усмехнулся француз, — теперь вы имеете некоторое представление о размахе испанских приобретений в Новом Свете.
— Еще бы!
— Но как могла сохраниться копия доклада, оставшись незамеченной историками и исследователями? — я не смог удержаться от этого вопроса, будучи, по натуре, скептиком.
— Дело в том, что я обнаружил ее в месте, для нее совершенно неподходящем. Она содержалась в обширнейшем монастырском архиве в разделе «Кодикология, XIX век».
— Кодикология? — вновь какой-то непонятный термин.
— Именно. Кодикология — это очень узкая наука об истории изготовления рукописей. Кому интересна эта специфическая научная дисциплина? Да еще работы XIX века? Да еще в монастыре, коих в Испании сотни…
— Но как она туда попала?
— Либо по небрежности архивистов, — задумчиво промолвил Пьер, либо… Но скорее, ее спрятал кто-то специально, но не успел вынести из архива и воспользоваться… Однако вернемся к нашим баранам! Точнее к Атауальпе… И к самому Писарро, который все же был наказан Провидением за свое коварство и закончил свою жизнь досрочно.
И француз подробно поведал нам печальную историю, иезуитским способом, захваченного конкистадорами верховного инкского вождя.
По свидетельству другого испанского конкистадора Франсиско де Чавеса — Франсиско Писарро осуществил пленение Атауальпы, споив сначала его и его полководцев вином, отравленным моносульфидом мышьяка, что совершенно упростило задачу захвата в плен верховного правителя, а самим испанцам не было оказано никакого существенного сопротивления.
Желая быть выпущенным на свободу, Атауальпа предложил Писарро заполнить помещение, в котором его держали в цепях, до самого потолка золотом. Видя некоторое замешательство своего пленителя (на деле Писарро был чрезвычайно удивлен таким количеством золота), Атауальпа решил, что выкуп недостаточен и пообещал, что вдобавок заполнит соседнее помещении серебром. Когда Писарро наконец пришёл в себя, он лукаво возразил, что второе помещение меньше, чем первое, но Атауальпа пообещал заполнить второе дважды. На протяжении более чем трёх месяцев инки собирали золото и серебро и приносили его в Кахамарку, где томился их вождь. Понадобилось еще более месяца, чтобы переплавить все золотые и серебряные изделия. Все эти сокровища составили так называемый «Выкуп Атауальпы». Так как испанцы чувствовали, что после освобождения Атауальпы они, вероятно, потерпят поражение, то после получения выкупа они обвинили правителя инков в организации восстания и убийстве собственного брата Уаскара. Суд приговорил высшего вождя инка к смерти через сожжение. Однако Атауальпе было обещано сменить вид казни на удушение, если тот перед смертью примет католичество, и Атауальпа согласился на это, чтобы сохранить древние обычаи захоронения инкских вождей.
Десятки тонн золотых и серебряных изделий, полученных в качестве выкупа, были переплавлены в слитки и отправлены в Испанию. Но это было только начало неслыханного в истории грабежа…
И все же, по утверждению Пьера, до самой главной инкской сокровищницы грабители не добрались. Главным аргументом являлось ее посещение самим французом, который полагал, что собранные там золотые поделки являются самым крупным в истории человечества кладом.
Что же касается убийцы, в прямом смысле, Атауальпы — его также покарала судьба.
В 1538 году между Писарро, назначенным губернатором захваченных территорий, и его сподвижником Альмагро возник конфликт по поводу распределения полномочий и дележа добычи. В завязавшемся военном конфликте, Писарро одержал верх над соперником в битве при Салинасе, после чего казнил бывшего сподвижника. Однако затем группа недовольных во главе с сыном казненного Альмагро организовала против Писарро заговор, в результате которого он был убит. Воскресным утром 26 июня 1541 года Писарро принимал в своем дворце гостей. Неожиданно в дом ворвалось около двадцати человек, вооруженных мечами, копьями, кинжалами и мушкетами. Гости в панике разбежались, некоторые из них выпрыгивали прямо из окон дворца губернатора… Писарро защищал свою жизнь в спальне, отбиваясь от нападающих мечом и кинжалом. Он дрался отчаянно, зарубил одного из противников, но силы были явно неравны, и вскоре покоритель инкской империи упал замертво от множества нанесенных ран.
Признав, что судьба обошлась с конкистадором круто, но вполне справедливо, мы закончили обсуждение этой темы.
Удивительна и загадочна история самого завоевания индейских племен. Захват империи с населением в восемь миллионов человек, из которых почти половину составляли воины, отрядом конкистадоров в составе ста шестидесяти восьми пехотинцев и всадников, не имеет никакого мало-мальски вразумительного объяснения.
Ссылки на то, что не знавшие в бою страха индейцы, якобы испугались невиданных ими ранее лошадей и мушкетного огня, просто смехотворны.
При таком соотношении сил, испанцам не помогло бы ничто: ни металлические доспехи, делавшие их неуклюжими в ближнем бою, ни военная выучка, ни их более современное, но крайне медленно перезаряжающееся оружие. Отважные и проворные индейцы просто задавили бы их своей численностью. Даже на равнинах, не говоря уже о засадах в хорошо знакомых им джунглях и на узких горных тропах. Да еще с применением отравленных ядом стрел и другого оружия.
Более разумным кажется то объяснение, что местное население приняло захватчиков за потомков богов из древних легенд и безропотно им покорилось. Вера оказалась сильнейшим фактором столкновения двух таких различных миров. Ну и, конечно, война без правил — постоянное коварство предприимчивых пришельцев.
Меж тем, на дворе была уже глухая, по-тропически беспросветная, ночь. Спать же совершенно не хотелось, и подогретые кладоискательским азартом и добротным французским напитком, мы продолжили наши изыскательские проблемы. Француз также разгорячился и даже слегка порозовел лицом, только и розовость эта была болезненной, подобно лихорадочному румянцу больного тяжелым недугом.
— Сейчас о самом главном — вашем маршруте.
Вслед за этим он вновь открыл дверцу сейфа и достал оттуда плотный пакет, который открыл с величайшей осторожностью. Его содержимым была карта на старинной ломкой бумаге, нарисованная от руки, но с пометками, носящими следы современной шариковой ручки темно-синего цвета.
Наши стаканы и бутылки отодвинуты в сторону, и карта, вновь с превеликими предосторожностями, была расстелена на столе. Рядом с ней лег кусок обычной километровки, видимо, отражающей подробную топографию все той же местности. Правда, схожесть карт была почти нулевой, за исключений схематично изображенных на древней бумаге горных хребтов Анд, с похожей горной цепью на современной карте.
— Вот цель вашего конечного маршрута, — невесть откуда взявшейся крохотной металлической указкой француз ткнул в километровку рядом с одной из горных вершин, северо-восточнее от вулкана Каямбе.