— Есть! — крикнул Оккам, трогая невидимый предмет. — Как раз те самые размеры и форма, которые нам нужны! — Он поднял голову, его глаза стали влажными от радости. — Господи, Филиппс, мы нашли ее!
Он с трудом обмотал торпеду веревкой с обоих концов. По сигналу Оккама я взял переговорную трубку и крикнул в конус:
— Поднимайте нас, мы нашли ее!
В последний раз колокол с трудом оторвался от тины. Оккам стоял над отверстием, держа веревку, пока мы поднимались на поверхность. Мокрый колокол вытащили из воды. Оккам выпрыгнул из него прежде, чем мы опустились на платформу.
Вслед за Оккамом спустился и я.
— Выдержит? — спросил я, проследив взглядом за исчезавшей в воде веревкой.
— Сейчас мы это выясним, — ответил Оккам, поворачиваясь к крану, с которого свисала веревка.
Он махнул рукой стоявшему у крана рабочему. Тот потянул за рычаг, и двигатель ожил. Веревка натянулась, брызги полетели с нее во все стороны, как от собаки, которая отряхивается после купания. Стрела крана задрожала от напряжения, когда торпеда начала подниматься из ила. Вскоре она уже вырвалась на поверхность и стала раскачиваться и крутиться в воздухе перед нами. Хвост с винтом устремился в небо.
Мы поймали рыбу-сигару, оставалось только переместить ее на баржу. Вероятнее всего, она была безопасна, но мы не могли рисковать, поэтому осторожно взяли ее за нос и бережно опустили на палубу. По распоряжению Оккама один из членов команды облил покрытый илом корпус торпеды водой из ведра, смывая тину на палубу и обнажая новые крепкие винты и болты. Оккам сел на корточки перед торпедой и открыл крышку люка гаечным ключом. Когда внутренности торпеды были обнажены, Оккам достал несколько меньших по размеру инструментов и продолжил работу. Он ослабил гайки и болты и отделил трубки. А затем, как это иногда бывает с тяжелыми пациентами, ему пришлось применить грубую силу. Он схватился обеими руками за упрямый орган, стал тянуть и раскачивать его, пока тот наконец не сдался.
— Вот эта дьявольская штука, — сказал Оккам, передавая мне сердце и вытирая лоб мокрым рукавом. — И что бы ни случилось, вы больше не должны упустить его.
Я с трудом верил в то, что сердце снова у нас в руках. Завернув его в тряпку, я убрал нашу находку в старый, дурно пахнущий мешок — весьма позорное одеяние для такого замечательного изделия, но, возможно, оно привлекло бы к себе меньше внимания, чем шкатулка из красного дерева, в которой сердце когда-то хранилось. Оккам все еще возился с торпедой, устанавливая на место крышку, которую убрал, чтобы вытащить сердце.
Когда работа была закончена, он встал и сказал как будто в пустоту:
— Давайте сделаем одолжение человечеству, — а затем отдал быстрые распоряжения матросам.
Команда собралась вокруг неподвижно лежащего на палубе чудовища. На счет «три» матросы толкнули торпеду вперед. Послышался общий возглас, когда она сделала пол-оборота. Люди замерли, после чего Оккам снова отсчитал до трех, и они снова толкнули торпеду. Процесс повторялся несколько раз, пока торпеда не оказалась на самом краю палубы. Затем с последним толчком она перелетела через борт и упала в реку рядом с баржей. Мы все отступили назад, когда торпеда ударилась о воду. В тот же момент большой металлический цилиндр исчез под водой, навсегда вернувшись в свою подводную могилу. Оккам потер руки, показывая, что работа завершена.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
Мне не стоило возвращаться в больницу, и все же я зашел туда сразу после удачного завершения нашей необычной рыбалки. Оккам поехал в кебе дальше. Он захотел, чтобы сердце осталось у меня, и, судя по всему, больше не сомневался в моей благонадежности.
Я закрыл за собой дверь кабинета, вытащил сердце из мешка и начал протирать, словно это был серебряный чайник, который я только что достал из серванта. Но в скором времени я снова оказался в проклятом машинном отделении, где играл в кошки-мышки с Оккамом, который, вероятно, тоже где-то спал в тот момент. В подобном состоянии меня и обнаружила Флоренс: я спал, положив голову на стол, даже не подозревая о ее присутствии.
— Что вы думали, когда сказали, что собираетесь положить эту вещь в надлежащее место? — спросила она, не сводя прищуренных глаз с металлического предмета. Она имела в виду наш разговор в бельевой, который состоялся несколько дней назад.
— Я должен исполнить его последнюю волю, — ответил я, закрывая сердце так, словно это была книга и я только что закончил ее читать.
— Джордж! Этого человека похоронили два месяца назад!