Может быть, из какого-нибудь марсианского мамонта! Я бы привел его сейчас в качестве доказательства всем читателям. Но разве с такой командой что-нибудь сохранишь? Слопали все, до последнего кусочка. И еще кричали:
— Борщик, добавки!
Как подтвердить этот эпизод, не знаю. Разве что попросить Перчикова выловить в космосе еще один подобный метеорит. Раз был такой один, значит, найдутся еще и другие, из межпланетной гуманитарной помощи. Вот только маленькая загвоздка. Уж если действительно поймают — не утерпят, съедят. Обязательно съедят!
Кто-нибудь, возможно, скажет, что и это очередная выдумка старого кока, что Борщик свистит, заливает. А что мне выдумывать? Что я — какой-нибудь Лева из Брехалева?! Но какой бы фантастичной небылицей кому-то ни показался мой рассказ, я все равно должен, просто обязан рассказать о своих четвероногих друзьях.
Все знают, что я дружил с пингвинами, китами, медведями. Даже с крокодилами как-то нашел общий язык.
Но больше всего я, конечно, дружил и дружу с собаками. Именно для них я хранил в холодильнике собранные всей командой косточки из Антарктиды, Японии, Сингапура. И даже доктор Челкашкин, собравшийся записать мне за это очередной выговор, стал приносить потихонечку самые вкусные кости с разных приемов, а однажды принес упакованный в коробочку поросячий копчик от одного уважаемого президента. С автографом…
Да и как не любить этих прекрасных друзей! Ведь не поверите, именно они, вся эта братия, подарили мне автомобиль. Конечно, не поверите, конечно, скажете: «Вот заливает!» А все правда, ей-ей!
Как-то, между прочим, я сказал на улице другу:
— Была бы машина, так я бы не сумку, я бы этим ребятам привез целый мешок прекрасных костей!
И что бы вы думали? Услышали! Все океанские собаки целый год, совсем как бременские музыканты, устраивали концерты для жителей Океанска. Ходили с концертами по Океанску — по улицам и причалам!
А один водолаз по имени Спонсер обходил слушателей с кружкой в зубах. И зарабатывали! А кто-то, узнав, что это для Борщика, прямо с парохода бросил в кружку даже 10 долларов.
Заработали! И купили! И подогнали мне прямо к причалу иномарку «Тойоту».
«Тойота», правда, старенькая. Но если по дороге забарахлит, любая собака почитает за честь попасть в упряжку или подтолкнуть ее сзади. Особенно если на сиденье лежит мешок отличных импортных костей.
Случается, кто-нибудь вслед и хихикнет:
— Смотрите, а вон катится Борщик! Включил свои 120 собачьих сил.
Тоже мне Жванецкий нашелся. Главного-то не понимает, главное здесь не в собачьих силах, а в дружбе, в преданности, в радости. Разве это не радость — знать, что тебя на берегу ждет пол-Океанска самых верных друзей. А кое-кто сомневается: ждут или не ждут. А я точно знаю. Я плыву, а они — ждут. Сидят по всем сопкам, у всех калиток, хвостиками постукивают, сладко зевают и всматриваются в океанскую даль. Всматриваются, внюхиваются и тоже знают: там качаются в холодильнике пахучие косточки. Там булькает на камбузе ароматный суп. Там плывет Борщик…
Я бы уже закончил свои заметки, но должен кое-что сказать еще автору «Мореплаваний Солнышкина». Почему-то в книге кок Борщик выглядит все время излишне комично. Клоун, и все. У него и тарелки летают, и макароны прыгают. Да и рисуют его всегда как какой-то воздушный шар в колпаке…
Но шутки шутками. Я и сам при всей серьезности иногда пошутить люблю. Но ведь надо знать: было время, когда Борщик ходил по Мексике в сомбреро, без колпака, и даже звали меня «колобок в сомбреро». А почему я оказался без колпака? Это же целая история!
Солнышкин с Перчиковым как-то мельком заметили, что они влипли в историю с пиратами. А надо быть точными. Они при этой истории только присутствовали. А влип-то в нее я, Борщик.
Пришли мы как-то летом в Гонконг. Бросили на рейде якорь. Проверил я свои запасы, вижу — дело плохо. Перец кончился. Дрожжей нет. А команда булок и пирожков просит.
Собрался я на знаменитый гонконгский базар — сошел по трапу, а навстречу мне знакомый повар Вася с одесского парохода. Руки раскинул, обрадовался, кричит:
— Борщик, а я тебя по всему свету ищу! В Австралии искал, в Индии искал. Тебе же из Мелитополя посылку передали! Да такую, что по-одесски на нее можно пол-Гонконга выменять! Это ведь надо было выдумать! Из Мелитополя в Гонконг!
Что же это за посылка, думаю.
Поднялись мы к нему, посидели. Выкатил он из холодильника громадный арбуз! От приятелей. На нем нацарапано: «Другу Борщику наше с хвостиком!» И мешочек семечек.
Подхватил я арбуз с семечками, еле-еле добрался до рынка и нырнул в жару. Вдоль улочки, в лавках, бутылки со змеями, сушеные медузы, каракатицы. Кругом дым, чад. Свинина жарится, кальмары парятся. Всё пахучее, румяное, поджаристое. Не улица, а жареный поросенок! Чувствую, я сам вот-вот поджарюсь, а мой арбуз закипит. Купил я перцу, набрал дрожжей — и скорей в порт.
Но, слышу, рядом говорят: «Борщик, Борщик. Тот самый Борщик…» Конечно, я нос вверх, приятно, что тебя везде знают! Вот это зазнайство меня и подвело. Подходят ко мне два китайца и два малайца, говорят:
— Господин Борщик, мы вас доставим на своем катере к самому пароходу…
— Спасибо, — говорю, — тэнк ю. Поехали!
Только сел я к ним на катер, красивый такой, пластмассовый катер. Меня окружили со всех сторон какие-то хунхузы, хихикают:
— Ну все! Теперь на нашем судне будет лучший кок на Тихом океане!
Я ведь хорошо поплавал, так что на многих языках кое-что кумекаю, и на китайском.
Я возмутился:
— Что за шутки!
А они говорят:
— Никаких шуток, господин Борщик. Мы хоть и пираты, а народ честный. С каждого ограбленного судна десять процентов добычи — ваши!
Меня озноб прошиб! Ничего себе влип! Вот влип! Борщик пират! Борщик разбойник! Ха!
— Отпустите! — кричу. — Я протестую!
А они усмехаются:
— В трюм его! Пусть там попротестует, прохладится.
Сунули меня в трюм. А там от машины жара такая, что арбуз закипит, точно!
А наверху, слышу, говорят:
— Пойдем на дело! Начнем с их парохода «Даешь!».
Наш «Даешь!» грабить собираются!
Ну нет, думаю. Сейчас и вам жарко станет. Головы не пожалею, а этому не бывать! Да что головы — родного мелитопольского арбуза не пожалею!
Просверлил я в арбузе дырку. Забил в нее весь килограмм дрожжей, заткнул колпачком и подложил под борт машинного отделения. А сам забился в угол, накрылся мешочком с семечками и считаю: раз, два, три…
А тут наверху голоса, знакомые голоса. Солнышкина и Перчикова. Потом удар, еще удар!
Хотел я вскочить — и вдруг как рванет! Катер — пополам. Арбузом, наверное, весь Гонконг заляпало! Солнышкин — в одну сторону, Перчиков — в другую.
А я плюхнулся в глубину, вижу: акула у какого-то пирата нижнюю половину отхватила!
Вынырнул я, вижу, уже вечер. Солнце красное-красное! Как разрезанный помидор! И закат такой алый, будто его кетчупом смазали! Ужин скоро!
Я ухватился за какую-то джонку, вытащил друзей и скорей домой, на «Даешь!». Хоть без дрожжей, без перца, без арбуза, но с головой! А Перчиков и Солнышкин еще и с синяками.
Видно, крепко дрались.
Добрались мы, а с палубы кричат:
— Борщик, ты где пропадаешь? Есть хочется!
И никто не спросил, что же там, в Гонконге, было! Почему они без арбуза остались.