Есть в Иркутске замечательный человек - Сергей Афанасьевич Снарский. Бывший актёр Иркутского ТЮЗа, в 1991 году он ушёл из театра и открыл первый в городе антикварный магазин. Я ещё замечу мимоходом, что сейчас в городе - что-то, в районе десятка магазинов, магазинчиков и лавочек, торгующих предметами старины, и что владелец одной из таких лавочек - ваш слуга покорный. Но в начале девяностых годов прошлого века антикварный магазин "Коруна", открытый Снарским, был первым - и потом почти двадцать лет (как - ни более!) оставался единственным. Я не знаю: наверное, прав был когда-то мой дед, сказав мне однажды: "Роман, учти: Иркутск - город очень злой и очень подлый!" - наверное, это и в самом деле так. Говорю об этом только потому, что почти все эти годы слышал и до сих пор продолжаю слышать в городе шепотки: "Ты знаешь, какой жук этот Снарский!? - скупает всё за гроши, а продаёт по таким ценам, что и близко не подходи!... Облапошивает людей, выманивает ценные вещи, и делает на этом деньги!... Настоящий жук! Жучара!..."
В 1996 году в "Коруне", принадлежащей Снарскому, произошла трагедия: во время обеденного перерыва в магазин ворвались грабители, выстрелом из пистолета убили работавшего в магазине оценщиком иркутского коллекционера Виктора Викторовича Смертина, тяжело ранили продавца... Знаете, как отреагировали на это в городе?... Нет, я не хочу сказать, что такая реакция была у всех - но нашлись и такие (и - немало!), которые злорадно шептались: "Ну всё! - теперь-то Серёгу затаскают по ментовкам!... теперь-то он свою лавочку прикроет, жулик несчастный!... А то, ишь, скупает всё за копейки - а продаёт за такие деньги, что и близко не подходи! Наживается на людях, гад! Но - всё! Теперь - конец его торговле!..."
А когда я пытался хоть как-то урезонить этих людей, говорил, что ведь при нападении на магазин был убит человек, и ещё один человек был тяжело ранен, то в ответ опять слышал это злорадное: "А и поделом! Раз застрелили - значит, было за что! А Смертин этот - он такой был делец, такой жук!..." - и дальше мне начинали выкладывать сплетни, одна грязнее другой, о погибшем, которого я, худо-бедно, знал и уважал.
Тем, кто злорадствовал, не было дело до того, что погиб человек, и ещё один человек тяжело ранен, и его жизнь висит на волоске. Им не было дело до того, что в семью коллекционера Смертина пришло горе, что старуха-мать хоронит единственного сына - а в другой семье, в семье того парня, что был ранен (к сожалению, не помню его фамилию: ведь почти двадцать лет прошло!), его близкие сидят, словно на иголках, и не знают, на что надеяться, и надеяться ли... А уж как сам Сергей Афанасьевич пережил всё это тогда, я и представить не могу: наверное, не всякий после такой трагедии нашёл бы в себе силы заниматься прежним делом, не сломавшись и не уйдя в многолетний запой и дипрессию... Но, чужие нервы, чужое горе, чужая трагедия, чужой не-успех для шептунов этих - сродни тому самому "старому хламу, что не жаль и сжечь", тем самым грамофонным трубам, что "так клёво трещали", когда их - ногами, ногами...
А ещё все эти шептуны-поганцы и не задумывались ни разу о том, что "жучара" Снарский, купив - конечно же, "обманом" и конечно же "за копеечки" какой-нибудь поломанный стул или комод, буфет или горку, вообще-то вкладывает деньги в их реставрацию, содержит собственную реставрационную мастерскую, платит реставраторам жалование - про налоги, аренду и всякие счета за электрику и отопление, которые тоже "вливаются" в конечную стоимость этого буфета или комода, который, может быть, только через год приедет из мастерской в салон магазина, а продастся ещё через три, а может, и через пять лет - ни о чём об этом поганцы-шептуны, конечно же, не задумывались ни разу...
И уж откуда им, поганцам этим, было знать о том, что "этот жук, этот проходимец Снарский" не один и не два раза сам отправлял в больницу и оплачивал лечение буквально погибавшего от алкоголизма "иркутского Сальвадора Дали" - Валеру Мошкина? Сам Сергей Афанасьевич об этом и не расскажет никогда - а те поганцы, что шепчутся, тут же обязательно скажут что-нибудь, вроде: "...Ну, значит, не просто так лечение оплачивал - значит, хотел с этого Мошкина что-нибудь потом поиметь..." Мошкин, которого я тоже хорошо знал, в последние годы практически и не писал ничего, и те интересные вещицы, что прежде были у него в мастерской, были либо раздарены, либо разворованы по пьянке, либо просто пропиты (прости, Валерий, но что было - то было!) - и "поиметь" с несчастного художника можно было только одни расходы, да нервотрёпку. Но ведь шептуны же знают, "как оно на самом-то деле", а в такие абстрактные понятия, как дружба, сострадание и простая человеческая порядочность, они не верят. В их жизни этим понятиям нет места - вот они и не верят, что у других может иначе быть.