И третий вывод: не кидайся немедленно просьбу выполнять и помогать. Подумай сперва, не потеряешь ли этого человека, если он вынужден будет испытывать к тебе благодарность?
Раннее детство помнилось как-то отрывками. Вот он, трехлетний мальчуган впервые едет с папой в Москву поездом. В плацкартном вагоне битком людей и он на бис, под смех попутчиков, в десятый раз исполняет, перевирая слова, известную тогда песню: « Ах, эта девушка, меня чума взяла, разбила сердце мне, покой взяла».
А вот, в четвертом классе, пишет тайком на уроке любовную записку Ритке Кулигиной.
А вот уже восьмой класс, проводы русской зимы… Проводы русской зимы в Вытегре всегда приурочивали к масленице. Это был, пожалуй, один из самых любимых праздников местной детворы.
День выдался славный. Ярко светило солнце, стоял легкий морозец и тишина, будто природа замерла перед решающим наступлением весны.
Учеба в голову не лезла. Сережа нехотя листал учебник, пытаясь побыстрее закончить с домашним заданием. Из кухни доносились вкусные запахи — мама стряпала блины.
Каждую минуту он подбегал к замерзшему окну и, в растопленную на стекле солью щелочку, выглядывал на улицу — боялся пропустить момент выстраивания праздничной колонны из лошадей с каретами и санями, украшенных разноцветными лентами и бубенцами.
В окно спальни послышался условный стук. Схватив по пути в прихожей ушанку, Сергей выскочил на крыльцо.
— Куда раздетый?! — догнал его запоздалый окрик мамы, но Сережа был уже на улице.
Из-за угла их дома выглядывал Юрка Самутичев.
— Серый, ну ты чего? Все уже в сборе.
— Я мигом!
Сергей вернулся домой, накинул фуфайку, схватил пару блинов с тарелки.
— Мам, я на улицу.
— А уроки? А кушать? Сейчас папа придет с работы, и сядем обедать! — строго возразила мама.
— Не-е-е, мам, я потом. А вы обедайте без меня, — крикнул он, выбегая на крыльцо.
У крыльца уже ждали трое закадычных друзей: Юрка Самутичев, Валерка Филичев и Андрюшка Шевчук.
Поздоровавшись, как положено за руку, по-мужски, они направились дворами в центр, к площади, где по времени должно уже начаться основное гуляние.
На площади, возле трибуны, играл городской духовой оркестр. Шло какое-то нехитрое представление. В ряженых узнавались герои русских народных сказок: Емеля, Иванушка-дурачок, баба Яга. По периметру стояли столы с яствами. Горки дымящихся блинов на любой вкус: со сметаной, с маслом, грибами, рыбой и даже красной икрой. Калитки, розанцы, ростягаи, пироги с множеством начинок — все, чем славится кухня народов русского Севера. Под столами стройными рядами выстроились ящики с казенкой. Каждый стол украшал начищенный до блеска медный двухведерный самовар на углях.
Красавицы в самобытных сарафанах с накрашенными свеклой щеками залихвацки зазывали гостей.
Пошарив по карманам, друзья наскребли лишь восемьдесят копеек.
— Да, негусто, — отчаянно промолвил Андрей, — даже на «Солнцедар» не хватает, а какой праздник без вина?
Выручил, как всегда, Юрка:
— Так, не бздеть, я вчера видел, как в сарай швейной мастерской выносили мешки. Наверное, тряпье и отходы. Пойдем, глянем.
Швейная мастерская располагалась на Вянгенской улице (по названию одноименного ручья, вдоль которого она идет), по соседству с домом, где жил Сережа. В ее сарае, обычно полном дровами, они с детства устраивали штабы и различные тайники.
Помнится, как были в усмерть перепуганы лежащими там манекенами, приняв их за покойников.
Входная дверь сарая закрывалась амбарным замком, но в задней стенке его две доски легко сдвигались. Дальше шел лаз, проделанный пацанами в дровах.
Пробравшись в сарай, они увидели возле двери четыре мешка с отходами от швейного производства. Не теряя времени, вынесли их через лаз и мелкими перебежками направились в сторону Горпо, где находилась «сдавалка» (пункт приема вторсырья). Увы, там их ждало разочарование. Пункт был закрыт — воскресенье. Потолкавшись безрезультатно у закрытых дверей, ребята уже думали возвращаться, но и тут Юрка оказался на высоте:
— Ждите здесь, а я схожу домой к приемщице, она рядом живет, — уверенно сказал он.
Вскоре Юрка вернулся с дородной теткой. Та окинула надменным взглядом мешки, заглянула внутрь и недовольно изрекла:
— По десять копеек возьму.