— А вот у нас, на Владимирщине, хлеб всегда трудно было взращивать. Нечерноземье оно и есть Нечерноземье — почвы для злаков питанием скудные. Рядом с моей родной деревней Федотово — сплошные известняки. Что на них родится? Сколько помню себя мальчишкой, там карьер разрабатывали, и мы бегали туда играть. Если время, конечно, позволяло.
— Видно, рано пошли работать, Сергей Гаврилович?
— Да уж раньше, наверное, некуда. С шести лет — в поле. Больше все, конечно, с картофелем мыкались: вскопать гряды, удобрить, посадить, прополоть, урожай убрать. Хлеба-то лишь до Нового года семье хватало. Чуть подрос — на сенокос. Потом, осенью, — заготовка дров на зиму да и на продажу. Любил мастерить всякую всячину, строгал, пилил. В десять лет, помню, маслобойку соорудил. Даже соседи приходили и просили попользоваться.
Симонов улыбнулся давнему своему воспоминанию. Чувствовалось, что оно его душевно согрело.
— А я в школе замахнулся было на «вечный» двигатель, да только не заработала моя конструкция тогда, — поделился и я своими воспоминаниями детских лет.
— Ты действительно слишком замахнулся. Нам до революции приходилось более реально на вещи смотреть. Мастерить прежде всего то, что в хозяйстве ход имело, пользу ему приносило. Я и в кузнице, когда учеником был, все больше выполнил работу, которая крестьянину нужна была: ковали подковы и наваривали сошники и лемеха к плугам, лудили посуду и исправляли замки. Там-то и приобрел вкус к металлу. Там-то и понял его великие возможности в умелых руках человека.
— Вы знаете, Сергей Гаврилович, у меня тоже с кузницей нашей деревенской связаны самые сильные впечатления. Первые соприкосновения с металлом, работа с ним как-то по-особому волновали меня.
— Хорошо, что ты испытал такое чувство. Именно оно во многом двигало и моим стремлением стать мастером по металлу, привело меня на фабрику, а потом в Ковров, в литейный цех, позже — на оружейный завод.
Симонов вдруг усмешливо прищурил глаза:
— Вот скажи мне: ты любишь разбирать механизмы?
— Еще бы! — воскликнул я.
— А собирать, намаявшись всласть?
— И собирать, и опять разбирать, докопавшись до каждого выступа, шлица, углубления, до каждой шайбочки и каждого винтика, чтобы понять до тонкостей, что и как работает.
— Вот приедем на полигон и займись поначалу именно этим: разобрать — собрать каждый образец. Почувствуй руками и глазами конструкции в металле — и ты многое поймешь еще лучше, и легче будет доводить свой образец.
— Обязательно, Сергей Гаврилович, сделаю это, — пообещал я Симонову.
Приехав на полигон, мы расстались. И встретились с ним снова здесь же лишь на завершающем этапе Великой Отечественной войны, и как товарищи, и как конкуренты, представлявшие комиссии аналогичные образцы — самозарядные карабины. В том творческом соревновании конструкторов победил Сергей Гаврилович. Карабины наши были под новый в то время патрон образца 1943 года. Это было принципиально новым этапом в создании автоматического стрелкового оружия.
СКС-45, 7,62-мм самозарядный карабин системы Симонова, можно и сегодня увидеть в руках часовых, заступающих на пост номер один нашей страны — у Мавзолея В. И. Ленина.
Родина высоко оценила заслуги С. Г. Симонова. Он удостоен звания Героя Социалистического Труда, дважды стал лауреатом Государственной премии СССР, награжден многими орденами и медалями.
Как и советовал Сергей Гаврилович, едва выдавалась свободная минута в ходе полигонных испытаний, я непременно шел в музей. Здесь оказалась действительно уникальная коллекция оружия. Она наглядно, в конкретных образцах, прослеживала его эволюцию. Я брал в руки винтовки, карабины, пистолеты, автоматы, пулеметы и размышлял о том, насколько оригинальны могут быть конструкторские решения, непредсказуем полет творческой мысли изобретателей и насколько схожи порой в исполнения многие наши и зарубежные образцы.
Вот автомат, созданный В. Г. Федоровым в 1916 году и уже в советское время усовершенствованный. Именно этим оружием впервые в мире было полностью вооружено одно воинское подразделение. В конце 20-х годов автомат сняли с вооружения Красной Армии. Одна из причин — он был спроектирован под японский 6,5-мм патрон.
Вглядываюсь в опытные образцы пулеметов системы Федорова — Дегтярева, Федорова — Шпагина, знакомлюсь с конструкциями автоматических винтовок систем Федорова, Дегтярева, Токарева... Как и обещал Симонову, разбираю, ощупывая пальцами каждый шлиц и выступ, изучаю автоматику. Восхищаюсь разнообразием оригинальных подходов к проектированию.
Особенно долго вожусь с автоматической винтовкой системы самого Сергея Гавриловича. Когда она была создана, еще ни одно крупное иностранное государство не имело на вооружении своей армии подобного ей образца. Такое оружие, но уже позже Симонова, сделал американский конструктор Гаранд. Сколько же творческой выдумки, нестандартных решений продемонстрировал Сергей Гаврилович, проектируя свое изделие, совершенствуя его при доработке!
К сожалению, времени для таких экскурсов в конструкторские подходы мне явно не хватало. Шли испытания моего пистолета-пулемета. Переживаний и волнений было немало, хотя, казалось, особых сбоев образец не давал.
— Неплохо ты сработал свое изделие, старший сержант, да только сомневаюсь я, что итог испытания будет положительным, — вздохнул инженер-испытатель после очередной серии стрельб, осматривая раскаленный ствол.
— Почему вы так думаете? Ведь все идет нормально.
— Понимаешь, принять на вооружение сразу несколько пистолетов-пулеметов будет расточительно. У нас же очень успешно прошел испытания образец системы Судаева. Особых преимуществ по сравнению с ним твое изделие, как я вижу, не имеет. Это, конечно, мое личное мнение. Хотя и нравится мне твоя работа, но будь готов к любому решению комиссии. — Многоопытный испытатель предостерегал меня от поспешных выводов.
А вот и официальное заключение, подписанное начальником отдела Артиллерийского комитета ГАУ Красной Армии инженер-подполковником Рогавецким, его помощником инженер-капитаном Чеменой и утвержденное заместителем начальника ГАУ и председателем Артиллерийского комитета генерал-лейтенантом артиллерии Хохловым.
«Основываясь на материалах акта НИПСВО от 9.2.43 г. (вх. № 2734) и заслушав особое мнение автора, 5-й отдел АК ГАУ считает:
1. Заводские испытания пистолета-пулемета констр. Калашникова проведены удовлетворительно.
Вызывает сомнение только заключение НИПСВО о причинах осечек: „Ударник после спуска с боевого взвода догоняет затвор и, доходя вместе с ним в крайнее переднее положение, теряет энергию и не разбивает капсюль“. Дело в том, что спуск происходит тогда, когда затвору осталось только 2 мм пути, а ударнику 4 мм. Поскольку скорость ударника начинает возрастать от ноля, а скорость затвора достигает максимума, догнать затвор ударник никак не может. Гораздо более вероятно, что причиной осечек являются добавочные сопротивления, вызванные наваркой на спиральной трубке.
2. Доработка пистолета-пулемета должна устранить следующие недостатки:
а) уменьшить темп (с 824 в/мин., напр., до 700 в/мин.), чего можно достигнуть увеличением веса муфты или изменением шага нарезки;
б) устранить заклинивание разобщителя, уменьшив трение его боковых стенок о коробку и усилив пружину.
Увеличение окна для отражения гильзы было проведено на НИПСВО в ходе испытаний.
3. Пистолет-пулемет Калашникова в изготовлении сложнее и дороже, чем ПП-41 и ППС, и требует применения дефицитных и медленных фрезерных работ. Поэтому, несмотря на многие подкупающие стороны (малый вес, малая длина, наличие одиночного огня, удачное совмещение переводчика и предохранителя, компактный шомпол и пр.), в настоящем виде своем промышленного интереса не представляет».
— Не огорчайся так сильно, — стал успокаивать меня знакомый испытатель, увидев, как я пал духом. — Лучше настраивайся на какую-то новую солидную работу.
— Вы знаете, я так верил в то, что с оружием моей конструкции фронтовики непременно будут бить врага. И вот, пожалуйста, такая неудача.