Мы с Сашей Зайцевым переглянулись и вопросительно посмотрели на В. С. Дейкина. Тот утвердительно кивнул головой: мол, не возражаю.
— У-р-р-а! — выплеснули мы свою радость.
Между нами, конструкторами
Через два месяца после отправки опытной серии автоматов в войска я получил предписание выехать в Москву, в Главное артиллерийское управление. Здесь мне сказали, что для ознакомления с работой нового оружия в войсковых условиях непосредственно в части собирается главный маршал артиллерии Н. Н. Воронов. Не предполагал только, что доведется ехать с ним в одном поезде.
Когда вошел в вагон, первым, кто мне встретился, был Василий Алексеевич Дегтярев. Оказывается, и его вызвали в Москву, и Сергея Гавриловича Симонова. Все мы теперь убывали одним поездом, а в соседнем с нами служебном вагоне находился Н. Н. Воронов.
— Вот опять встретились, — добродушно улыбнулся В. А. Дегтярев, увидев меня. — Все продолжаете обгонять нас, стариков? Что ж, молодым у нас везде дорога открыта, обставляйте, когда есть что нового сказать. Не обидимся. Была бы Отечеству польза.
Из соседнего купе вышел С. Г. Симонов. В строгой костюмной паре, галстук на белой рубашке. Встал рядом с генералом, как всегда, подтянутый, аккуратный.
Одновременно с моим автоматом в войсках испытывались ручной пулемет системы Дегтярева (РПД) и самозарядный карабин системы Симонова (СКС). Потому-то, видимо, и решил главный маршал собрать нас всех вместе, чтобы мы могли прямо в частях выслушать предложения, претензии солдат, сержантов, офицеров, чтобы мог и он поговорить с нами в той обстановке.
Мы стояли в коридоре втроем, и что-то никак не клеилась между нами беседа. Каждый, наверное, думал о предстоящих испытаниях в войсках, об оценках, которые вынесут нашим изделиям. Мимо стремительно проносились перелески, небольшие деревушки. Постояв немного, мы разошлись по своим купе.
Я уже собирался прилечь, как на одной из остановок дверь в наше купе открыл незнакомый проводник.
— Старший сержант Калашников? — обратился он ко мне.
— Так точно.
— Вас вызывает главный маршал. Пройдемте к нему в служебный вагон.
Признаться, я терялся в догадках, зачем понадобился Воронову, по какому поводу предстоит разговор. Спросил проводника:
— Дегтярева и Симонова он тоже вызвал?
— Нет, вас одного.
Подтянул ремень, расправил складки на гимнастерке, провел щеткой по сапогам и пошел в соседний вагон.
— Проходите прямо в салон. Вас ждут, — услышал сзади голос проводника.
Зашел, согласно воинской субординации доложил о прибытии. Николай Николаевич поднялся из-за стола, высокий, убеленный сединой, поздоровавшись, положил тяжелую руку на мое плечо.
— Присаживайся за стол. Сегодня отобедаем с тобой вдвоем. Не возражаешь?
Видимо уловив в моих глазах недоумение по поводу такого неожиданного приглашения и заметив мою нерешительность в движениях, сделал энергичный жест рукой:
— Не стесняйся. Просто хочу поговорить с тобой о жизни, о твоей работе над автоматом, о планах на будущее. Но для начала надо поесть. Какая может быть беседа на пустой желудок. Правда?
Николай Николаевич разговаривал со мной как с равным, шутил, внимательно выслушивал все, о чем я говорил, и как-то незаметно исчезла та дистанция, которая неизбежно возникает при встрече младшего по званию со старшим. А тут старший сержант был вызван на беседу к главному маршалу. Подкупили, по всей вероятности, заинтересованность Воронова в моих делах, его живое участие в моей судьбе, доброжелательное отношение ко мне как к конструктору и как к человеку. Особенно как к конструктору.
Полагаю, Николай Николаевич следил за моей работой еще с конца войны. Видимо, его заинтересовало прежде всего то, что в ряды известных конструкторов-оружейников ворвался вдруг старший сержант — танкист, да еще со своими неожиданными подходами к проектированию оружия.
Главный маршал артиллерии Воронов периодически подписывал документы о прикомандировании меня к отделу изобретательства Наркомата обороны, чтобы начальник отдела полковник В. В. Глухов мог непосредственно и направлять, и контролировать мою деятельность, и в случав необходимости оказывать помощь молодому конструктору. (Так было, в частности, в 1944 году во время работы над ручным пулеметом. Так произошло и в ходе создания автомата, когда выяснилось, что выделенных средств на изготовление опытных образцов не хватает, а субсидирование почему-то вдруг прекратилось. Я обратился к полковнику В. В. Глухову с просьбой помочь. Владимир Васильевич попытался, видимо, сам решить этот вопрос, но финансовая служба не вняла его аргументам, не пошла навстречу. Помню, он вернулся в отдел мрачнее тучи.
— Придется выходить на главного маршала артиллерии Воронова, — сказал Глухов. — Не удивляйся, если он вдруг даст команду, чтобы ты прибыл к нему.
Глухов позвонил в приемную, спросил, на месте ли Воронов. Потом вышел из кабинета и отсутствовал довольно долго. Когда начальник отдела изобретательства возвратился, было заметно, что настроение у него улучшилось.
— Приведи себя в порядок. Сейчас пойдем к главному маршалу. Думаю, вопрос о дальнейшем финансировании твоей работы будет все-таки решен положительно. Есть такое предчувствие, — довольно потер ладони Владимир Васильевич.
Та первая встреча с Н. Н. Вороновым мне хорошо запомнилась. Началась она не совсем обычно. Николай Николаевич остановил мой запинающийся доклад о работе над автоматом и открыл дверь в соседнюю с кабинетом комнату, отведенную, как я понял, для отдыха, когда главный маршал задерживался в управлении за полночь. Обставлена она была своеобразно. На стенах ее висели охотничьи ружья, охотничьи трофеи.
— Ты охотой-то, сержант, увлекаешься? — спросил Воронов.
— Так точно, очень люблю оружьем бродить.
— Тогда оцени мою коллекцию. Считаю, нет лучшего отдыха, чем птицу да зверя зорить. Жаль только, очень редко заниматься этим удается. А за каждым из этих трофеев, доложу тебе, — любопытнейшая охотничья история. — Николай Николаевич показал на рога лося, на кабанью морду, на чучела птиц.
— Рожденьем-то ты из каких краев?
— Алтайский, на границе тайги и степи жил.
— Знаю-знаю, места для охоты славные. И тут разговор как-то незаметно перешел на мою конструкторскую деятельность.
— Понимаю, сержант, тебе не боевое оружие, а охотничье конструировать бы. Да, как видишь, для этого время еще не приспело. Слежу за твоей работой. Вижу, неплохо получается. Глухов докладывал о твоих успехах. Так и держи. А теперь доложи, как идут дела, что сделано, каковы планы на будущее?
Я тогда как раз работал в Коврове на дегтяревском заводе. Добрым словом вспомнил благожелательное отношение ко мне ковровцев, заинтересованность в оказании помощи со стороны инженерно-технического состава.
— Только одного не хватает, товарищ главный маршал, — необходимых средств для окончательного завершения работ по изготовлению опытных образцов. Прекращено финансирование, и мы остались без денег.
— В чем дело, вы выясняли? — повернулся Воронов к начальнику отдела изобретательства.
— Так точно, товарищ главный маршал. Финансисты мотивировали свои действия тем, что, поскольку нет фирмы, иначе говоря, конструкторского бюро, давать деньги на создание какого-то отдельного образца они не могут. Считают это распылением средств. К сожалению, убедить их я не сумел.
— Плохо, полковник, что не сумели, — ворчливо проговорил Николай Николаевич.— Надо было настойчивее наседать на этих финансовых тузов, дальше своего носа не видящих. — Он неожиданно улыбнулся и обратился уже ко мне: — Так сколько же нужно тебе, сержант? Назови конкретную сумму.
Мы с В. В. Глуховым и В. С. Дейкиным все расходы подсчитали заранее, и я, не мешкая, назвал цифру.
— Что ж, попытаемся помочь твоему горю. — Воронов взял телефонную трубку. Услышав голос ответившего, спросил: — Что же ты, генерал, обижаешь сержанта Калашникова? Почему не даешь возможности ему закончить работу? Почему не выделены необходимые средства на изготовление опытных образцов?
Послушав того, кто находился на другом конце провода, Николай Николаевич построжел лицом и жестко произнес: