Приведу несколько штрихов из жизни Марголина. Они, полагаю, дают ключ к пониманию характера Михаила Владимировича как человека-бойца, как конструктора, сотворившего себя постоянным стремлением к познанию, напряженным творческим трудом.
Пулемет системы Дегтярева, например, Марголин впервые освоил на выставке в ЦДКА. К тому времени он уже знал все пулеметы, состоявшие на вооружении Красной Армии, многие иностранные образцы. Могут спросить: как же Марголин, слепой, изучал оружие и военную технику? Зрение пропало, но оставалось осязание, которым ему приходилось, насколько возможно, компенсировать утрату. Он не мог похвастаться тонким осязанием, каким обладают люди, ослепшие с детства. Но у него было другое свойство, помогавшее быстро и основательно познавать попадавшее в руки оружие, — сильное зрительное воображение и зрительная память.
Просто подержать в руках пулемет Дегтярева, конечно, интересно, но это никак не могло удовлетворить его жадного стремления постичь новую систему полностью. И он под руководством опытных товарищей разбирал пулемет до последнего винтика, тщательно исследовал пальцами узлы и механизмы, прослеживал их работу, сам собирал пулемет. Все это Марголин проделывал до тех пор, пока не запомнил всех тонкостей так, как если бы он рассматривал оружие зрячими глазами. Архисложно? Да! Архитрудно? Конечно! Но такой уж Марголин был закалки, что брал, казалось бы, невозможное в жизни, преодолевал непреодолимое и стал конструктором оружия.
Как я уже упоминал, познакомились мы с Михаилом Владимировичем в конце 40-х годов. Он работал на заводе, где готовилась опытная партия того самого, знаменитого, спортивного пистолета Марголина. На полигоне оружие показало безотказность работы механизмов, высокую кучность боя, и его поставили на серийное производство.
Конструктор, уставший, предельно вымотанный заботами, находил-таки время для доброй улыбки, для поддержки других. Ко мне он относился с огромным душевным расположением, сразу сломавшим ту возрастную дистанцию, которая разделяла нас (он был старше меня на тринадцать лет).
Стоял октябрь, четвертый послевоенный. Городской комитет комсомола пригласил нас на празднование 30-летия ВЛКСМ, попросил выступить на одном из предприятий.
Я, по природе своей человек не очень разговорчивый, старался больше слушать. Особенно покорил меня тогда Марголин рассказами о своей комсомольской юности, доверительным тоном, искренностью, открытостью.
— Как мне удалось справиться с такой нагрузкой, наверное непосильной и для иного зрячего человека? — говорил он. — Не надо искать ответа в какой-то моей одаренности. Дело не в ней. Передо мной была совершенно ясная, отвечающая моим убеждениям, моему комсомольскому мировоззрению цель, и я со всей силой, со всем упорством добивался ее осуществления. Цель была в том, чтобы принести больше пользы Родине, комсомолу, партии на конкретном участке — в оборонной работе...
Слепой человек, он все годы Великой Отечественной войны работал в арсеналах, на полигонах, оборонных заводах, внося свой вклад в совершенствование и создание оружия Победы.
Летом 1950 года мы встретились вновь. Он приехал к нам на завод. В один из вечеров собрались у меня дома потолковать о наших конструкторских делах. На столе стояла быстро приготовленная яичница, дымился парком чай. И тогда Михаил Владимирович рассказал любопытный эпизод, связанный с присуждением мне Сталинской премии первой степени за создание автомата АК-47. Будучи в Наркомате обороны, Марголин стал свидетелем разговора начальника отдела изобретательства полковника В. В. Глухова с представителем комитета по премиям. Из комитета спрашивали, как писать о Калашникове, кто он — инженер?
— Нет, — ответил Глухов.
— Техник?
— Техникум он не успел до армии закончить.
— Какое воинское звание имеет?
— Старший сержант,
— Вот и прекрасно, — сказал представитель комитета. — Так и напишем лауреат Сталинской премии старший сержант Калашников. Звучит?
— Мне кажется, звучит, — произнес Глухов.
И вот через год после этого мы допоздна сидели в моей небольшой комнатке, ели яичницу, запивали чаем. Удивительно созвучны были наши мысли, устремления. Мы говорили о новых наших конструкторских замыслах. Нас не смущали коммунальные неудобства моего быта. Все казалось прекрасным, забылись огорчения от неудач. Мы с оптимизмом смотрели в свое конструкторское будущее.
Когда прощались, вручил я Михаилу Владимировичу на память в качестве сувенира ударник необычной формы от последнего образца созданного в нашем КБ автомата. И увидел, как растроганно расширились его незрячие глаза. Он взволнованно ощупывал ударник пальцами и говорил, что более подходящего подарка для оружейника трудно и придумать.
Через несколько лет он прислал мне письмо, обращаясь и как к товарищу-оружейнику, и как к депутату Верховного Совета СССР. Марголину потребовалось изготовить в ходе работы над новым образцом несколько специальных пружин. В Москве никто не взялся их сделать. От настойчивого конструктора в большинстве своем просто отмахивались или отделывались деликатными обещаниями. Мне самому приходилось встречаться с фактами, когда в ходе доводки того или иного образца какую-то деталь из-за различных бюрократических проволочек невозможно было быстро изготовить, и я хорошо понимал состояние Михаила Владимировича. Знал: по пустякам он никогда не побеспокоит. И постарался сделать все возможное, чтобы пружины были срочно изготовлены и отправлены изобретателю.
В нашем КБ в собранной нами коллекции оружия есть и пистолет под официальным наименованием самозарядного спортивного пистолета 5,6-мм калибра конструкции Марголина. Мирное спортивное оружие, созданное конструктором удивительной судьбы. Когда беру пистолет в руки, вспоминаю наши встречи. Марголин почти никогда не рассказывал о том, сколько неудач довелось ему пережить на тернистом пути конструирования, сколько обидного недоверия пришлось перенести от чинуш, отвергавших саму возможность слепого изобретателя творить, созидать. Выстоял он благодаря силе духа, постоянной нацеленности на решение сверхзадач.
И появились новые образцы спортивного оружия системы Марголина. Среди них — однозарядный матчевый малокалиберный пистолет, однозарядный пистолет для начинающих, духовой пистолет... Для Михаила Владимировича Марголина творить, создавать, приносить Отечеству максимальную пользу означало отдавать себя до конца любимому делу, гореть на работе.
1949 год. Это и год моего увольнения в запас. Я продолжил работу на том заводе, где было налажено серийное производство автоматов АК-47.
Когда мы говорим о серийном выпуске оружия, это вовсе не означает, что конструкторская работа над образцом прекращается. Находясь постоянно в контакте, конструкторы и заводчане направляют потом свою деятельность на совершенствование технологических процессов, на улучшение эксплуатационных качеств изделия, на решение многих других технических вопросов.
Но это, так сказать, наша текущая работа. Главная же забота оружейников, как и других конструкторов, — опережать время, работать на перспективу.
О работе на перспективу у нас заходила речь и во время нашего последнего разговора с главным маршалом артиллерии Н. Н. Вороновым при возвращении в Москву после войсковых испытаний.
— Хорошие образцы сделали и Дегтярев, и Симонов, и ты. Каждому изделию не откажешь ни в надежности, ни в простоте, ни в технологичности. Еще одно преимущество — все они под один патрон. Да вот беда — по своему устройству они не имеют практически ничего общего. Скажем так: разномастны, — говорил Николай Николаевич.
— У всех трех образцов даже питание патронами — у каждого свое, не похожее. У пулемета — лента, карабин снабжен неотъемным магазином на десять патронов, а наш автомат — отделяемым магазином на тридцать патронов, — продолжил я мысль Воронова.
— Вот-вот, и все эти разномастные образцы находятся на вооружении одного небольшого пехотного отделения. Согласись, что их конструктивные различия заставляют оборонную промышленность затрачивать слишком большие средства на строительство различных технологических линий, а в войсках усложняют их изучение, снижают эффективность боевого применения.