Мы оказались на другом краю деревни. Возле одной из хижин стояли две грубые колоды, выдолбленные из дерева. За хижиной были видны ещё две колоды, меньшего размера. Блюк подтащил меня за рукав к большим колодам, снова распаляясь от своих речей:
- Вот она, вершина моей политической деятельности! - он указал на колоды: Вот они, штрихи цивилизации на этом диком острове полулюдей и туземцев! Демократия сделает из них настоящих людей! Да! Мне есть чем гордиться!
Его крики стояли в моих ушах. Я пнул ногой одну колоду:
-Ну, и где тут демократия? - Я заглянул в колоду. Оттуда в нос ударило чем-то кислым.
- Сразу видно, что ты не политик. Видишь только внешнюю форму, а сути вещей не понимаешь! Той сути, что спасает жизнь и делает её комфортней для тех, кто видит дальше и больше!
Галстук - бабочка буквально порхал на его груди от резких движений. Я невольно засмотрелся на это.
- Вот видишь! - вдохновился он моим взглядом: Ты понемногу начинаешь вникать в реальность! Но ты ещё не видел меня во фраке! Да! Я сшил его из шкур и надеваю исключительно в день выборов. Какой политик без фрака? Это вы, врачи, можете обойтись без своих халатов, трубочек, пузырьков, уговаривая больного выздороветь!
Я вдруг подумал, что сейчас он мне покажет трибуну, сколоченную из брёвен, с которой он выступает перед туземцами и невольно огляделся вокруг, выискивая глазами что-нибудь подобное. Если имеется фрак, то зачем он без трибунки? Блюк был рад слушателю в моём лице. Он ухватился за одну из колод:
- Не зря больше года выдалбливали эти урны для голосования всей деревней. Никто не мог понять их предназначения. Ещё год ушел на то, чтобы научить туземцев пользоваться ими. На первых порах я не успевал чистить их от всяких непотребств - поморщился он: Чего туда только не валили. Но это в прошлом. Волкоголовым и собакоголовым сразу пришлись по душе мои слова о новых порядках. Эти порядки никак не ухудшали их положение, наоборот, позволяли жить комфортно и без всякой опасности для жизни.
Теперь каждый год в день благодарения богов мы проводим выборы. Во всех поселениях острова. Всё просто. Одна урна для партии СОБИ, другая - для партии ВОГИ. На одной урне висит волчий хвост, а на другой - собачий. Каждый туземец, рост которого позволяет ему сделать это, бросает банан в урну той партии, которой он симпатизирует. Главное - у них есть выбор! Разве это не демократично? Разве это не стоило усилий, затраченных на выдалбливание колод, судьба которых - стать урнами? Та партия, у которой куча бананов получилась больше, становится правителем на год. Чем мы не цивилизованная страна? Никаких войн. Никакой крови. Избиратели рады, избранные счастливы. Что ещё надо?
Я видел, как Блюка распирает от его слов.
- А зачем те маленькие колоды? - не удержался я, рискуя обречь себя на новые потоки речей.
- Ну, а как же без них? - воскликнул Блюк: Большие урны для выборов, а маленькие нужны весь год. Они стоят возле хижины Груха. В них накапливаются за год все дела правящей партии. Как хорошие, так и плохие поступки отдельных её членов. Если кто-то из волкоголовых украл твою жену, сломал твоё копьё, развалил хижину или отнял твою добычу, то ты можешь прийти и бросить чёрный камень в тёмную колоду в знак своего несогласия. А если волкоголовый помог выдернуть тебе занозу, поискал у тебя блох, почесал тебе спину или бросил тебе из хижины кость, то, преисполненный благодарности, ты бежишь сюда и бросаешь белый камень в светлую колоду. Это как бы копилки. Земля вокруг посыпана мелким песком. Чтобы никто не мог бесследно приблизиться к колодам и изменить их содержимое. Камни можно кидать только издалека. Туземцы меткие охотники. Им это не проблема.
- А для чего всё это? - не понял я. Блюк торжествовал:
- Перед выборами колдун и вожаки партий опрокидывают урны. Если светлых камней больше, то партия за свои добрые дела продолжает править в деревне. Но такого случая ещё не было ни разу - он развёл руками: Тёмная урна всегда забита доверху, а светлая оказывается пустой. Поэтому туземцы счастливы. У них есть выбор! Они каждый год выбирают новую власть, с другими головами. Что тут поделаешь, если у одних голов острые зубы, а у других - длинные клыки. Я тут ни при чём - развёл он руками: Я ничего нового не придумал. Всё сделал по законам нашей доброй Англии.
- Не знаю - ответил я: Я не политик и на выборы не ходил никогда.
- Вот-вот! - воскликнул Блюк: У нас такие тоже были: Норовили незаметно сожрать банан, вместо того, чтобы бросить в урну. За это колдун лупил их палкой по рукам, чтобы совали руки куда надо, а не туда, куда хочется.
Занятые разговорами, мы не заметили, что из хижины давно вышел её хозяин и наблюдал за нами. Это был грозный Грух, имевший весьма обманчивую внешность. Невзрачный сморщенный старичок, тело которого всё было в складках, как будто старика одели в кожу другого размера. Но его живые глаза словно стреляли во все стороны, сверкая из-под ресниц.
- Ну, и зачем ему четыре жены? - не удержался я при виде этой фигуры.
- Кто же его знает? Не могут ведь они жаловаться ему на него самого. Но детей они рожают регулярно. Не то, что моя жена - добавил Блюк. Он подвёл меня к колдуну и что- то загыгыкал ему, кивая в мою сторону. Когда Блюк замолчал, Грух слегка склонил голову и смачно плюнул мне в лицо. От неожиданности я отпрянул прочь и машинально, первым жестом, провёл рукавом по лицу, чтобы в следующее мгновение схватить мерзкого старикашку за его отвратительные складки. Рядом раздался оглушительный вопль Блюка:
- Что ты наделал? Эту священную слизь нельзя трогать! Ею должны любоваться все, пока ты не обойдёшь деревню! Ты мог стать приближённым к плоти и духу говорящего с богами! - Но было поздно. Моё лицо вытерто, а лицо Груха я не узнал в следующий момент. Морщины на его лице вздыбились и среди них горели два глаза, словно угольки на склоне изрытой ущельями горы.
Не только на лице. На всём теле кожа вздыбилась , ощетинившись чёрными волосками. Казалось, что они вот-вот начнут отрываться от него и стрелять в меня. Мне стало не по себе. Что-то прошипев, этот сморчок скрылся в хижине.