. . . . и никто мне не ответит - за что человеку выпадает такая судьба, которая заставляет человека молить о смерти?! Я лежал на дне лодки и смотрел в небо. Сил у меня оставалось только на то, чтобы покинуть своё немощное тело и вознестись туда, к облакам, за которыми встретят меня и избавят от земных тягот. Мне оставалось лишь ждать того момента, когда последние часы, минуты моей жизни растворятся во Вселенной. Тело своё я уже не ощущал, словно душа моя не соприкасалась с ним, выкарабкавшись из кучи лохмотьев, лежавшей на дне лодки. Я потерял сознание. Помутнённое голодом и жаждой, оно порождало жуткие видения: Блюк прыгал возле меня и что-то кричал. На плечах рядом с его головой торчала лохматая голова с волчьей пастью. Он держал в руках жуткую собачью голову и протягивал её мне, предлагая примерить на плечах. Голова смотрела на меня и скалила зубы. И в беспамятстве я не находил спасения.
Очнулся я от тряски и болтанки, сотрясавшей и сжимавшей моё тело. Сначала я даже не заметил, что не чувствую под собой твёрдого днища лодки, давившего в спину своими неровностями. Голова моя болталась из стороны в сторону, а тело лежало на большом куске шкуры. Всё это не укладывалось в моём представлении о воротах рая, которые я ожидал увидеть за свои мучения. Те, кто тащили меня, ухватившись за шкуру со всех сторон, совсем не походили на архангелов. Голова моя и так кружилась, а от тряски приходилось ещё хуже.
Из-под ресниц я с трудом разглядел смуглые лица. Нет, это были не чернокожие туземцы. Лица были совсем другие, и волосы у них были тёмно - русые, а не кучерявились чёрными шевелюрами. Я слышал их гортанные крики, не походившие на человеческую речь.
Когда я очнулся вновь, то ощутил покой и прохладу. Осторожно приоткрыв глаза, я огляделся. Надо мной заслоняла небо крона большого дерева. Тут же, в тени дерева сидели мои носильщики и молча грызли какие-то плоды. Вокруг стоял монотонный шум, который я принял за шум в голове. Вдруг я понял, что это шумят деревья. Их было много вокруг. Мы были в лесу. Я слышал не только шум деревьев, но и щебетанье птиц.
Мои носильщики снова ухватились за шкуру и потащили меня как охотничью добычу. Несмотря на полуобморочное состояние, я понял, что меня ожидает участь оказаться в поселении этих дикарей. Их нельзя было назвать иначе по сравнению с туземцами Блюка.
Поселение занимало большую поляну, к которой со всех сторон вплотную примыкал густой лес. Не успели меня положить возле одной из хижин, как меня облепили ребятишки и начали дергать за руки-ноги, пока их не отогнали прочь. Я, наконец, открыл глаза и повернул голову, оглядываясь. Вокруг толпились дикари с примитивными деревянными копьями. Их бёдра были обмотаны какими-то узкими полосками. На шеях болтались ожерелья из зубов диких животных. При первых моих движениях они рухнули вниз и уткнулись лицами в землю, замерев без движения.
Я вспомнил слова Блюка и понял, что нахожусь на другом острове. На острове белого человека. Этим белым человеком являюсь я, оказавшись волею судьбы на одном из диких островов безбрежного океана. Мне с трудом удалось сесть. Вид мой был ужасен в лохмотьях, оставшихся от одежды. Никто вокруг не смел поднять голову в мою сторону. Тогда я попытался что-то сказать, но у меня вместо слов вырвалось что-то вроде: Э-Э! или Г-Э-Э! После этого я рукой показал на свой рот, испытывая невыносимые муки голода и жажды. Я не знал того, сколько дней меня носило в океане.
Сразу несколько туземцев бросились в хижину. Мне вынесли гору фруктов, у одного туземца в руках была тыква с отверстием. Я с жадностью схватил её. Там была вода! Организм не мог насытиться жидкостью, наслаждаясь каждым глотком. Потом были фрукты. Пока я восстанавливал силы, хозяев хижины прогнали прочь. Жестами я велел всем удалиться, а сам скрылся в хижине.
Сколько я проспал - не знаю. Осознание того, что мне нечего опасаться, расслабило меня. Выбравшись наружу, я обнаружил у входа новую тыкву с водой и гору фруктов, жареную рыбу на больших зелёных листьях. Начиналась моя новая жизнь. Пример Блюка доказывал мне, что здесь можно выжить, но из головы не выходили его слова, заставляя сомневаться: По силам ли медику, простому доктору, то, на что способен политик? Смогу ли я устроить комфортную жизнь среди дикарей? Сам себе я признавался, что это новое дело мне не по зубам:
- Они, дикари, должны почувствовать, что я существо иного рода, выше их по своей природе. Иначе меня ждут палки и копья за то, что я ничего не умею делать. Это скоро обнаружится - Прошлый опыт общения с туземцами вынуждал меня быстро принимать решения и менять свои представления о жизни. Гора фруктов возле хижины только подтверждала мои рассуждения: Я должен принимать своё положение. Оно поможет мне, как Блюку, научить дикарей законам цивилизации. Если дикари умеют делать лодки, то и колоды для голосования у них получатся - Мои мысли внушали мне оптимизм наряду с бананами.
Так началась моя жизнь на острове. Вскоре в своих прогулках я обошёл его весь. Он был меньше острова Блюка и почти полностью покрыт густыми лесами, изобиловавшими дичью, фруктами. Там протекали ручьи с родниковой водой. Всюду меня сопровождали два дикаря с копьями, охраняя от лесных опасностей.
Общаясь с дикарями, я столкнулся с главной трудностью Блюка в его попытке приучить туземцев к законам цивилизации. Мне надо было знать язык. Во всём остальном они были готовой почвой для зёрен законов и основ демократии. Пример Блюка стоял у меня перед глазами как залог выживания, как залог комфортной и безопасной жизни. Мне хотелось того же при полном отсутствии понимания как это можно сделать.
Дни мои проходили в приятных прогулках по острову, во время которых я не давал покоя моим охранникам. Заставляя их называть всё то, что я видел вокруг себя. Запоминать названия было гораздо легче, чем произносить их. Слух мой привыкал к этим названиям, а язык учился произносить новые звуки, из которых состояла речь дикарей. Мне казалось, что дикари не разговаривали, а плевались словами. Речь их временами напоминала то тявканье собак, то карканье ворон, то гогот гусей. Оставалось только набраться терпения.