Другие слушатели, хотя и выгодно отличались от мамы по части витания в облаках, служили живым примером недооценки роли слов. Они внимали Акиве с удивленным пренебрежением, а то и просто зевали во весь рот, даже не пытаясь скрыть своей скуки и равнодушия. Этой броне, этой тупой нерассуждающей косности мог бы позавидовать даже носорог. Для того, чтобы пробить ее, требовалось что-то посильнее запинающегося Акивиного монолога.
И тогда он вспомнил про Герострата, эфесского поджигателя. Что лучше подчеркивает великую ценность храма, чем его преднамеренный поджог? Нет, не в результате войны, потому что война, как известно, все спишет, не в результате несчастного случая — опрокинутого светильника, удара молнии, землетрясения — потому что — кто же убережется от случайности?.. а вследствие демонстративно бессмысленного действия, не имеющего ни причин, ни оправдания. Разве не провоцирует это действие всеобщего протеста, разве не звучит при его виде в каждой душе инстинктивного вопля: «Нельзя!»
Храм, кстати, довольно быстро восстановили, но чувство нарушенной святости живет до сих пор. А все почему? Потому что мудрый Герострат сумел при помощи своей немудрящей истории достучаться до ожиревших сердец, пробить носорожью броню, промыть маленький, но важный кусочек мозгов. Получалось, что и Акиве кровь из носу требовалось что-нибудь примерно такого же масштаба. Несколько месяцев он мучился, подбирая и отбрасывая варианты. А потом случайно услышал по радио идиотскую программу Шайи Бен-Амоца, и план сложился немедленно, сам собой.
Главная изюминка плана заключалась в его полнейшей нелепости. Конечно, ничья кровь не должна была пролиться ни при каких обстоятельствах. Для инсценировки шутейного покушения на премьер-министра Акива намеревался воспользоваться пугачом, купленным в детской игрушечной лавке. Он специально сохранил квитанцию из магазина: она предназначалась для усиления комического эффекта во время неизбежного последущего суда. Там, на суде, перед телекамерами и микрофонами всех мировых агентств он и изложит человечеству свое спасительное кредо. Сразу всем, миллиардам людей. Кто-нибудь да услышит. Даже те, которые сначала сочтут его сумасшедшим, что-нибудь да запомнят. Главное — заронить зерно, бросить клич, произнести заветное слово.
Вопрос заключался лишь в том, как подняться на эту высокую трибуну? Понятно, что охрана ни за что не позволит Акиве приблизиться к Бруку на расстояние, достаточное для того, чтобы клоунада сошла за покушение. Но даже если и произойдет такое чудо — нет никакой гарантии, что его не пристрелят на месте, как только он полезет в карман за своим пугачом. А это никак не входило в Акивины планы: до трибуны он обязан был добраться живым и здоровым. Иначе вся затея утрачивала смысл.
И тут, как всегда, на помощь пришли слова. Акива ни на секунду не сомневался относительно сути кампании, развернутой в прессе и на радио. Конечно, никакого таинственного заговора, по поводу которого Шайя ежедневно интервьюировал политиков и офицеров полиции, не существовало и в помине. Просто кто-то решил запустить этот спин перед выборами в чисто пропагандистских целях. Старый манипулятивный трюк, рассчитанный на особо тупых кукол. Но для Акивиного плана этот неизвестный «кто-то», наивно полагающий себя кукловодом, мог сослужить немалую службу. В самом деле, разве не пошла бы ему на пользу затеянная Акивой инсценировка? По логике вещей, он должен был бы обеими руками ухватиться за случайно подвернувшегося «психа». В выигрыше могли остаться оба: «кукловод» получал сильный пропагандистский козырь, Акива — желанную трибуну.
Таким образом, задача существенно упрощалась: требовалось всего лишь найти дорогу к могущественному союзнику — «кукловоду», а уж тот позаботится обо всем остальном! Эту часть операции Акива провел блестяще. Сначала он в течение недели, особо не скрываясь, тенью ходил за Шайей, а затем, наконец, подошел к нему в баре «Йокнапатофа». Встревоженный непонятной слежкой, Шайя не мог не выслушать его с должным вниманием. Поэтому Акива изложил свои мысли почти без помех, хотя и в несколько упрощенном, «сказочном» варианте. Ему не пришлось слишком притворяться и лгать — пьяный дурак, как и требовалось, принял его за психа. А для того, чтобы убедить Шайю, что перед ним не просто псих, но еще и опасный, Акива просто продемонстрировал рукоятку пистолета.