— Вы предлагаете конфеты, конечно, взамен яблок; я не могу на это согласиться, мне нужны деньги, а не лакомство. Если я не распродам всех яблок, которые здесь в корзине, то нам не на что будет купить хлеба; мы люди бедные, живем на то, что заработаем! Лакомство для нас не надобно.
— Нет, голубчик, я предлагаю тебе конфеты вовсе не взамен яблок, а просто так, в подарок. Возьми, пожалуйста, ты этим мне сделаешь одолжение.
И не дожидаясь ответа, она подняла с полу один из картузов, чтобы пересыпать в корзинку заключавшиеся в них конфеты.
— Теперь уходи! — сказала она, когда конфеты оказались пересыпанными.
— Вы слишком много дали, барышня. Какая вы добрая, — отозвался мальчик. — Дай вам Бог здоровья. Мой маленький брат и я будем очень рады полакомиться такими вкусными конфетами. Но позвольте за них предложить вам хоть одно яблоко, это для меня уже не составит расчета.
— Не надо, не надо, ничего не надо, только уходи скорее. Ах, Боже мой, кажется, кто-то идет сюда! — вскричала она с отчаянием и, взяв маленького торговца яблоками за руку, почти силою вытолкнула за дверь, а сама принялась поспешно засыпать меня оставшимися конфетами.
И действительно — едва успела это окончить, как в комнату вошла мама. Луиза не выпускала из рук картонки, она боялась, чтобы кто из любопытства не открыл ее, не сдвинул с места конфеты, не увидал, что под ними спрятана совершенно незнакомая кукла, и успокоилась только тогда, когда картонку положили на дно большого чемодана и сверху прикрыли бельем и платьями.
«Что-то будет со мною дальше», — думала я во время переезда и, соскучившись лежать в чемодане, ожидала с нетерпением, когда вещи Луизы придут на место, и она начнет разбирать их.
Переезд в пансион совершился довольно скоро. Проводив мать и вдоволь наплакавшись о том, что приходится оставаться одной среди незнакомых подруг, Луиза от нечего делать пожелала разбирать чемодан.
— Можно посмотреть, что ты привезла с собою? — спросили ее подруги, обступив чемодан со всех сторон.
— Можно, — тихо отвечала Луиза и позвала горничную, чтобы попросить открыть крышку чемодана.
Девочки, одетые все одинаково, в коричневые платья и белые переднички, внимательно разглядывали каждую вещицу: хвалили то, что им нравилось, пропускали без внимания то, что казалось не интересным.
И, добравшись, наконец, до моей темницы, чуть не в один голос спросили:
— Здесь что лежит?
Луиза молча открыла картонку.
— Какое множество конфет! — вскричали девочки.
— Да, тут, пожалуй, будет фунтов14 20, — продолжала другая.
— Если не больше, — подхватила третья.
Луиза улыбнулась и вместо ответа на сделанные замечания предложила подругам попробовать конфет.
Девочки не заставили повторять себе любезного предложения: быстро накинувшись на картонку, они скоро опустошили ее до того, что добрались до меня.
— Mesdames15, посмотрите, что я нашла! — вскричала Варя Зотова и, взяв меня за обе руки, вынула из картонки, причем одна часть недоеденных конфет посыпалась на пол, а другая прилипла к моему платью, к лицу, к волосам.
— Что за фантазия уложить куклу вместе с конфетами, ведь вы могли ее испортить? — заметила проходившая мимо классная дама.
— Мне было некуда больше убрать ее, — отозвалась Луиза, покраснев до ушей и невольно потупившись.
Классная дама укоризненно покачала головою, а Варя Зотова поспешно предложила Луизе отнести меня в уборную, чтобы смыть с моего лица раздавленную пастилу, мармелад и тому подобное.
С этой минуты я сделалась общей любимицей. Луиза больше меня не прятала, так как никто из присутствующих не мог подозревать, каким образом я ей досталась.
Варя Зотова и еще одна девочка Маня Чаплина занялись моим туалетом, все свободные от занятий часы они проводили со мною. Уходя на уроки, Луиза сажала меня в большой книжный шкаф в уборной, — воздуху там было много, свету тоже достаточно, — я жила превосходно, запачканное конфетами платье мое было заменено другим.
Варя умела кроить и шить по журналу, Маня помогала ей, Луиза была этим очень довольна, и, как я уже сказала выше, все свободные от занятий часы посвящались мне, благодаря чему через неделю у меня оказался роскошный туалет, которому позавидовала бы самая известная щеголиха.
Все меня баловали, все любили, все знали, что я называюсь Милочкой и что, кроме того, еще величаюсь «Ее Сиятельством».