— Что делать! — проговорила я мысленно, тоже стараясь заснуть, но Ната мне мешала: она спала очень беспокойно, ежеминутно ворочаясь, и два раза толкнула меня так сильно, что я чуть-чуть не свалилась на пол.
— Ничего, усну под утро, — продолжала я рассуждать сама с собою, но уснуть под утро мне тоже не пришлось: Ната начала бредить; я невольно прислушивалась к ее бреду, особенно когда догадалась, что она говорит обо мне, восхищается мною… благодарит мать за прекрасный подарок и обещает нашить мне много разных модных костюмов.
На следующее утро Ната проснулась в восемь часов.
— Здравствуй, голубка, — обратилась она ко мне ласково, — хорошо ли спала? — и поцеловав в обе щечки, бережно посадила в кресло, где я оставалась до тех пор, пока она одевалась, умывалась, молилась Богу.
— Теперь за тебя примусь, — снова сказала девочка, подходя к креслу, чтобы надеть на меня капотик.
— Пожалуйте в столовую чай кушать, — раздался в эту минуту в дверях голос горничной3, — мама и папа приготовили для вас новый сюрприз.
— Какой? — с любопытством спросила Ната.
— Не приказано говорить.
Ната взяла меня за руку и чуть не бегом пустилась в столовую, где мы увидели два деревянных ящика.
— Это тебе подарок к празднику от папы и от меня, — сказала Вера Ивановна.
Ната вместо ответа бросилась на шею матери.
— Постой, постой, задушишь, — смеялась Вера Ивановна, стараясь высвободиться из ее объятий. — Прежде посмотри, может быть, еще не понравится; кроме того, оба эти подарка, собственно говоря, не для тебя, а для твоей куклы.
Ната с сияющей улыбкой принялась развязывать ящики и пришла в неописанный восторг, когда увидела в одном из них изящную кукольную кроватку с кисейной занавеской, а в другом — игрушечный письменный столик, со всеми принадлежностями.
— Какая прелесть! — вскричала она, всплеснув маленькими ручками, и снова бросилась целовать маму.
— Нравится?
— Еще бы… я счастлива… совершенно счастлива, только вот один вопрос никак не могу решить!
— Какой?
— Как назвать мою куклу: Соня, Леля, Вера, — это все слишком обыкновенно, мне бы хотелось придумать что-нибудь особенное.
— Назови ее Милочкой.
— А что, ведь и правда, имя Милочка для нее самое подходящее. Благодарю за совет, мне бы самой до этого никогда не додуматься. С сегодняшнего дня ты будешь называться Милочкой, слышишь? — добавила она, обратившись ко мне.
Итак, меня назвали Милочкой; имя Милочка мне нравилось настолько, насколько нравилась жизнь в доме маленькой Наты, которая любила меня, берегла и так много нашила различных костюмов, что даже не перечесть.
Когда я ходила с нею гулять или ездила кататься, все прохожие мною любовались: «какая превосходная кукла и как хорошо одета!» — повторяли они, глядя на меня с видимым удовольствием.
На третий день Рождественских праздников Ната получила приглашение на детский бал к графине Б., и вот тут-то, по ее просьбе, Вера Ивановна заказала для меня такой роскошный туалет, что, как говорится, «ни в сказке сказать, ни пером написать»; шелк, бархат, ленты, кружева, — все было пущено в ход.
Когда мы появились в зале графини, то большинство находившихся там детей сразу окружили Нату, закидывая вопросами обо мне и наперебой друг перед другом спешили танцевать со мною.
Я вернулась домой очень утомленною, но тем не менее вспоминала о вечере у графини с большим удовольствием и долго прислушивалась к голосу Наты, которая, прежде чем заснуть, подробно рассказывала старушке няне обо всем том, что мы говорили, что делали и, главным образом, о том, как все восторгались моим красивым личиком и нарядным костюмом.
— Кукла, конечно, не живой человек, от нее больше требовать нечего, — отозвалась няня, укладывая Нату в кроватку и советуя повернуться к стене, чтобы скорее заснуть.
— А для живого человека, няня, разве не нужно ни красоты, ни нарядов?
Няня отрицательно покачала седой головой.
— Что же для него надо? — продолжала девочка.
— Доброе сердце, ум, послушание, кротость, желание учиться… Ну, да обо всем этом мы завтра потолкуем, теперь, дорогая крошка, пора спать…
И, ласково взглянув на свою питомицу, няня вторично посоветовала ей повернуться к стене.