— Во всем этом я не вижу никакой беды, — перебила Соня, не выпуская из своих рук руку матери и продолжая смотреть на нее с любовью. — Уверяю тебя, мы можем жить точно так же хорошо и в маленькой квартире, как в большой; вместо того, чтобы ездить в экипаже, будем ходить пешком, учителей и гувернанток не нужно, ты сама такая умная и так много знаешь, что вполне можешь заниматься со мною… Вот одно жаль, придется отказать повару, а он готовил такие вкусные пирожные!
Марья Николаевна улыбнулась сквозь слезы и молча продолжала слушать девочку, которая долго еще говорила на эту тему и всеми силами старалась убедить мать, что несчастье их вовсе не так велико, как ей кажется. Сначала Марья Николаевна ее слушала рассеянно, или, вернее выразиться, даже совсем не слушала, но затем, мало-помалу, начала соглашаться и в тот же день поспешила сделать распоряжение относительно продажи лишних вещей, экипажей и даже отказала некоторой прислуге.
— Соня, ведь мы не можем даже держать горничную, ты должна будешь сама одеваться, — снова заговорила бедная женщина и уже готова была вторично расплакаться.
— Так что же такое? Оденусь преспокойно, еще и тебе помогу, — отвечала Соня. — Ты смеешься? — продолжала она после минутного молчания.
— Где тебе помогать, дорогая, не сумеешь.
— Напрасно так думаешь, мама, взгляни на куклу Милочку, у нее нет горничной, а между тем, она всегда одета и причесана не хуже тебя — разве неправда?
Марья Николаевна кивнула головой, Соня улыбнулась и принялась помогать укладывать вещи, которые предполагалось везти с собою.
Я не могла налюбоваться на эту милую девочку… Она приказывала, распоряжалась и работала точно большая, причем не спускала глаз с матери и, как только замечала, что последняя начинает тосковать или плакать, сейчас же ее успокаивала.
В назначенный день отъезда некоторые из подруг пришли проводить Соню. Прощаясь с нею, они заикнулись было, что ей, вероятно, предстоит очень скучная жизнь в деревне, без общества, без развлечений, но Соня не дала им даже окончить фразы, поспешно взяла меня на руки, села в экипаж рядом с матерью и приказала кучеру как можно скорее ехать на вокзал железной дороги.
Глава одиннадцатая
Как я удила рыбу
Переезд наш из города в деревню совершился очень быстро; в дороге не случилось ничего особенно интересного, а потому я не стану описывать ее и начну прямо с того момента, как, выйдя из вагона на одной из станций, мы сели в простой деревенский экипаж, который мне показался до того смешным и странным, что я чуть не расхохоталась, — называют его тарантасом18. И название-то какое смешное, не правда ли?
Марья Николаевна влезла первая.
— Какие жесткие подушки и как неловко сидеть, — заметила она, стараясь поудобнее расположиться.
— Ничего, мамочка, это только для первого раза так кажется, потом обойдется, — ободряла ее Соня и, посадив меня между собою и матерью, сказала кучеру, что можно ехать.
Кучер передернул вожжами, махнул кнутом, и пара маленьких крестьянских лошаденок, впряженных в тарантас, быстро потянула нас вперед. Тарантас подкидывало то вправо, то влево. Марье Николаевне это, кажется, не совсем нравилось, а Соню, напротив, очень забавляло.
— Неправда ли, Милочка, как весело, когда трясет; так и кажется, что вылетишь? — обратилась она ко мне и потом начала указывать пальчиком на поля, деревья и луга, мимо которых мы проезжали.
Но вот, наконец, тарантас свернул с большой дороги вправо, спустился с горки, обогнул опушку леса и, въехав в ворота, остановился около подъезда небольшого деревянного домика, один бок которого от времени совершенно покривился и как будто врос в землю.
— Здесь мы должны жить, Соня, — печально проговорила Марья Николаевна.
Соня вместо ответа взглянула на нее умоляющими глазами, как бы прося не расстраивать себя мрачными думами.
— Мне так этот домик очень нравится, — заговорила девочка после минутного молчанья, — Я, пожалуй, даже не захочу отсюда уехать, когда папа нам напишет, чтоб мы вернулись в город.
«Да, а все-таки пока он этого не напишет, вам будет трудно…» — невольно подумала я, сидя на подоконнике, куда меня пристроила Соня, сейчас же принявшаяся за устройство нового жилища и старавшаяся сделать все как можно скорее. Я не отрывала от нее глаз… Я любовалась ею.
«Что за чудная девочка, что за замечательное у нее сердце! Как заботится она о своей матери!.. Дай Бог, чтоб на белом свете было побольше таких девочек!» — рассуждала я мысленно, пока моя маленькая госпожа бегала и суетилась.