Марья Николаевна тем временем позвала старика-садовника Антона, который теперь был ее единственным слугою, и спросила его, не знает ли он какую-нибудь девушку, которая бы за небольшое вознаграждение согласилась убирать наши комнаты и варить кушанье.
— Я пришлю мою крестницу, Агашу, — отвечал Антон, почтительно поклонившись, — она будет делать все, что вам угодно, и даже в крайнем случае может постирать.
— Отлично, — согласилась Марья Николаевна и просила его сказать Агаше, чтобы та поспешила приходом.
Антон удалился, обещая исполнить приказание Марьи Николаевны сейчас же.
И — действительно, не прошло даже и получаса, как наружная дверь нашего дома снова отворилась, и на пороге показалась красивая деревенская девушка, с загорелым лицом и прекрасными голубыми глазами.
Кроме меня в комнате никого не было. Она остановилась в нерешимости, не зная, что делать, то есть идти ли дальше, или воротиться.
Мне так хотелось соскочить с подоконника, подбежать к ней, взять за руку, проводить к Соне, но ведь я кукла, а не живой человек… Ах, как тяжело быть куклою, если бы вы знали!..
«Хоть бы посмотрела в мою сторону», — подумала я, чувствуя к этой девушке какую-то особенную симпатию.
И что же? — девушка вдруг обернулась.
— Какая прекрасная кукла, — проговорила она, подойдя ближе к подоконнику, чтобы разглядеть меня.
Прошло около десяти минут. Агаша — так как это была действительно она — продолжала смотреть и ощупывать меня со всех сторон до тех пор, пока в комнату, наконец, вошла Соня.
Тогда она поспешно посадила меня на прежнее место и, словно испугавшись того, что решилась без позволения взять в руки чужую собственность, первым делом начала извиняться.
— Я всегда бываю рада, если кто любуется моей Милочкой, — ободрила ее Соня, — пожалуйста, не извиняйся. Тебя, наверное, зовут Агашей?
— Да.
— Ты прислана сюда садовником Антоном?
— С тем, чтобы вам прислуживать.
— Очень рада. Пойдем, я тебе покажу, как надо прибрать наши вещи.
С этими словами Соня снова скрылась за дверью, за нею последовала Агаша, а я опять осталась одна на подоконнике.
Одиночество мое продолжалось недолго: несколько минут спустя в комнату вошел Антон, он держал в руках удочку и, как бы желая дать знать о своем присутствии, принялся кашлять.
— Кто там? — окликнула его вбежавшая в комнату Соня. — Ах, это вы, Антон! Мама вам очень благодарна за Агашу, она посылала меня к вам нарочно, чтобы передать свою благодарность и просить взять за труды немного денег.
— Не надо мне, барышня, денег, я рад услужить вам.
— Нет, Антон, нельзя, возьмите.
Антон начал отнекиваться, но чем больше он отнекивался, тем Соня больше настаивала.
— Я найду средство заставить вас повиноваться! — воскликнула она шутя и, подбежав ко мне, сунула серебряную монету в мой кулачок, затем взяла меня на руки, поднесла к Антону и заставила передать ему деньги.
Антон улыбнулся.
— Да уж не взять от такой хорошей барышни невозможно, — отозвался он, нехотя протягивая руку, и по примеру Агаши принялся разглядывать меня с большим любопытством.
— Что это у тебя за палка, Антон? — спросила его Соня.
— Это, барышня, не палка.
— А что же?
— Удочка.
— Зачем она тебе?
— Чтобы ловить рыбу.
— Я никогда не видала, как ловят рыбу, должно быть интересно?
— Неужели не видали?
— Не приходилось, ведь мы всегда жили в городе.
— Если мамаша дозволит, то пойдемте к речке, я вам покажу.
Соня сейчас же побежала к матери просить разрешения, получив которое, немедленно последовала за стариком, захватив и меня с собою. Река протекала за забором нашего садика, идти пришлось недалеко. Присев на берег, Антон откопал в земле червячка, пристроил его на крючок, прикрепил к веревке удочку и закинул последнюю как можно дальше.
— Теперь надо сидеть смирно, ждать пока рыба клюнет, — сказал он, когда приготовления оказались оконченными.
Соня прижала меня к себе и, пристально устремив глазки на удочку, боялась даже пошевельнуться.
Но вот нижний конец веревки, опущенный в воду, вдруг как-то передернулся. Антон приложил палец к губам и плутовски подмигнул левым глазом. Соня догадалась, что дело идет на лад и что надо сидеть еще смирнее, еще покойнее.
— Готово! Клюнуло! — громко вскричал старик и, высоко подняв над головою удочку, вытащил из воды небольшого окунька, серебристая чешуя которого так и заблестела на солнышке.