Вместо того чтобы идти к дому, мы от него удалялись и через несколько минут, совершенно незаметно для самих себя, очутились в глубине леса. Ветер с силою раскачивал деревья в разные стороны, листья шумели, точно водопад какой, и положительно наводили ужас.
Бедная Сонечка была страшно взволнована; она бежала вперед и вперед без оглядки, бежала до тех пор, пока притомившиеся ножки ее, в конце концов, отказались служить. Бедняжка молча опустилась на промокшую насквозь траву и, закрыв лицо рукою, горько заплакала. Меня она посадила возле себя, но так как ей было очень страшно, то конечно оставила без всякого внимания. Таким образом прошло около часа, страшно томительного, необыкновенно длинного часа, я и теперь не могу вспомнить о нем равнодушно!
Но вот, наконец, где-то вдали послышался шорох, раздались человеческие голоса и сухие сучья, валявшиеся в лесу, затрещали под чьими-то ногами.
— Господи, это верно идет тот великан-людоед, тот самый, о котором говорится в сказке! — громко вскричала Соня и, схватив меня на руки, уже поднялась с места, чтобы бежать дальше.
— Барышня, — раздался позади нас голос Агаши, — наконец-то мы напали на ваш след! Но, Боже мой, какими судьбами могли вы очутиться так далеко в лесу и зачем ушли из дому? Барыня с ума сходит, плачет, мечется по комнатам, всю деревню разослала на поиски… Разве можно так делать? Как вам не стыдно, как не грешно!..
Сонечка на все эти замечания ничего не ответила, ей тяжело было слышать незаслуженный упрек, и в то же время она ясно понимала, что Агаша, не знавшая суть дела и причину ее ухода из дома, совершенно права.
Мы подвигались вперед скорым шагом. Агаша, хорошо знавшая местность, шла с полной уверенностью, благодаря чему менее чем через час времени вывела нас на проезжую дорогу, которая тянулась вплоть до нашего дома.
— Мамочка, милая, дорогая, прости меня!.. Я причинила тебе сегодня большое огорчение! — вскричала Соня, заметив идущую навстречу Марью Николаевну.
Марья Николаевна крепко прижала к груди свою девочку и проговорила несколько дрожащим голосом:
— Я знаю все… бабушка Агаши подробно объяснила мне причину твоего раннего ухода из дому…
— Значит, ты на меня не сердишься?
— Дорогая, хорошая моя, разве можно сердиться на человека, который делает доброе дело; напротив, я благодарю Бога за то, что Он послал мне такую дочь… Я горжусь ею и с каждым днем буду любить ее сильнее и сильнее.
Глава тринадцатая
Как меня испугала мышка
Жизнь наша снова потекла по-старому.
Теперь Сонечке нечего было скрывать от матери, что она каждый день встает на два часа раньше и отправляется в поле собирать колосья, а потому мы из этого секрета не делали.
Вернувшись с утренней прогулки, Соня обыкновенно сажала меня куда-нибудь в угол дивана или на кресло и в продолжение целого дня уже больше не занималась мною, так как ей едва-едва хватало времени на различные распоряжения по хозяйству.
— Сонечка, ты убрала бы куда-нибудь свою Милочку, — сказала ей мама, — ведь тебе положительно некогда играть с нею, а она только пылится, валяясь на диване да на стульях.
— Пожалуй, — согласилась Соня и в тот же день спрятала меня в длинную картонку, где раньше хранились сухари, из которых один случайно остался там и незаметно попал мне под голову.
«Пускай лежит, — подумала я, — будет вместо подушки». Подушка оказалась далеко не мягкою, но так как взять ее прочь было невозможно, то я покорилась и, закрыв глаза, лежала спокойно до тех пор, пока однажды ночью, когда в доме все уже спали, вдруг почувствовала, что на крышку моей картонки прыгнул мышонок и начал усердно грызть ее своими острыми зубками.
«Вот так раз! — подумала я. — Если мышонок проберется в картонку и начнет меня грызть, точно так же, как грызет картонку, то шутки плохие; тем более, что я мышей боюсь очень, хотя бы кто пришел согнать его!»
В доме, однако, все по-прежнему продолжали спать крепким сном, а мышонок через несколько времени прогрыз таки картонку и, недолго думая, прошмыгнул мимо меня, чтобы приняться за сухарь.
— Сюда, сюда, куманек, — проговорил он пискливым голосом, — тут превосходное помещение, да кроме того еще есть пожива!
— А где вход-то? — отозвался в ответ точно такой же пискливый голос.
Я догадалась, что этот голос принадлежит другому мышонку, который действительно прыгнул в картонку почти сейчас же.
Подсев к сухарю, оба приятеля принялись хрустеть с наслаждением; в промежутках, они рассказывали друг другу про то, что каждый из них сегодня видел в кладовой, в буфете и в подвале.