— Очень. Соня меня бережет и ласкает, но мне кажется, что вас я полюбила бы еще больше, если бы вы были умницей и всегда слушали маму.
Последние слова, сказанные Соней, мне были крепко не по сердцу, я старалась сделать над собою усилие, чтобы заговорить человеческим голосом и громко прокричать: «Неправда, я вас совсем еще не знаю и не могу любить больше Сони, не могу ни под каким предлогом». Но сколько я ни старалась открыть ротик, сколько ни пыталась обличить Соню во лжи, толку не вышло никакого. Ниночка вцепилась в меня обеими ручками, потащила в комнату, где сидела ее мать, и заявила, что с этой минуты Милочка принадлежит уже не Соне, а ей.
— Разве Соня тебе ее подарила?
— Нет, Милочка сама сказала, что готова полюбить меня больше, чем Соню, если я буду послушна, а с сегодняшнего дня это будет непременно.
Как я, так равно и остальные, не обратили внимания на слова девочки, принимая их за простую детскую болтовню, но девочка думала иначе, и когда, несколько дней спустя после этого разговора, мать ее начала собираться в дорогу, объявила с громким плачем, что без меня не уедет: она плакала до тех пор, пока Соня, наконец, сжалилась над нею и, чтобы хотя чем-нибудь успокоить, согласилась отпустить меня в Малороссию, с тем, однако, условием, что Ниночка на обратном пути, завезет меня сюда снова.
Глава четырнадцатая
На волосок от смерти
Хотя, по общему соглашению девочек, я уехала только на время, тем не менее мне было очень грустно. Ниночка это видела и всеми силами старалась развлечь меня, обещая по приезде в Малороссию доставить много удовольствий.
Переезд наш совершился довольно скоро.
Имение дяди Степы, то есть брата матери Ниночки, было большое и прелестно обстроенное, а семья его состояла из жены, старушки-бабушки и двух дочерей, старшей — Маруси, которой недавно минуло 14 лет, и младшей — Лиды. Сам дядя Степа приезжал в деревню на короткое время, так как служба его постоянно задерживала в городе.
Маруся была очень милая, ласковая, добрая, но зато маленькая Лида оказалась такою сердитою, такою шалуньей и такой капризной, что ни я, ни моя Ниночка не видывали ничего подобного: она только и старалась или сделать, или оказать каждому неприятное, ссорилась со всеми, обижала всех, начиная с людей и кончая животными. Никто, никто в доме не любил ее — а Ниночка так даже побаивалась; в особенности побаивалась она ее за меня. Я это отлично понимала, потому что со дня нашего приезда в Никольское — так называлась усадьба дяди Степы — не спускала меня с рук ни на минуту, а если куда приходилось уходить, то прятала в платяной шкаф и ключ уносила с собою.
Один раз, впрочем, на беду, случилось, что она по рассеянности оставила ключ в замочной скважине, и только что успела выйти за дверь, как в комнату незаметно проскользнула Лида.
— Наконец-то я добралась до тебя, противная кукла, — обратилась она ко мне со злобною улыбкой, — тебя все от меня прячут, я это понимаю. Ниночка боится, что я тебя испорчу… так вот же тебе!.. вот!..
И она принялась колотить меня по спине с такою силою, что чуть не переломила ее; затем, увидев лежавшие на столе ножницы, схватила их, в один миг искромсала вдоль и поперек мое платье.
— Лида! Что ты делаешь! — раздался вдруг позади нее голос неожиданно появившейся на пороге Ниночки. — Ты испортила самое лучшее платье Милочки, я ведь за это должна ответить перед Соней. Боже мой, Боже мой, что я буду делать, — и бедная девочка залилась слезами.
— Что случилось? — спросила вышедшая в эту минуту гувернантка.
Ниночка молчала, она не смела сказать правду.
— Я догадываюсь, — продолжала гувернантка. — Лида испортила платье вашей куклы?
— Не только испортила платье, но еще приколотила ее по спине — вот так, вот так! — вскричала сама Лида и снова принялась бить меня по спине, по рукам, по голове…
— Лида, опомнитесь, что с вами, за что вы бьете куклу? — отозвалась гувернантка, стараясь вырвать меня из рук этой злой девочки.
— Я бью ее за то, что мне никогда не позволяют играть с нею, я на нее зла… я ненавижу ее…
— Ваше поведение невозможно. Пойдемте, — строго заметила гувернантка и, возвратив меня Ниночке, увела Лиду почти силою.
Лида начала кричать на весь дом, стараясь высвободиться из рук гувернантки, но ее все-таки увели в детскую и в продолжение целой недели за обедом не давали пирожного.
Маруся, между тем, взяла на себя труд исправить мой туалет и сделала это так быстро, что к вечеру я уже оказалась в совершенно приличном виде.