Девочка повиновалась.
Няня еще несколько минут оставалась в комнате, затем, полагая, что Ната заснула, осторожно вышла в коридор.
— Ты слышала, что говорит няня? — обратилась она тогда ко мне шепотом. — Но хоть ты и кукла, а все-таки я хочу научить тебя всему тому, чему, по ее словам, должны учиться люди: доброе сердце, ум, кротость, — все это в тебе есть, а вот читать да писать ты, наверное, не умеешь, но мы это дело исправим.
И действительно, начиная со следующего дня, каждый раз, когда Ната садилась за уроки, я присутствовала тут же, сожалея в душе, что не могу держать пера и писать так, как пишут маленькие девочки, но Ната словно угадала мою мысль и, выучившись писать какую-нибудь новую букву, сейчас же брала в свою руку мою, начиная водить по бумаге, благодаря чему я училась одновременно с нею.
К концу месяца мы знали уже почти всю азбуку настолько хорошо, что могли написать ко дню рождения Веры Ивановны целое слово: «Поздравляем!»
Глава вторая
Лотерея
Таким образом протянулось несколько месяцев.
Я была так счастлива, что не желала ничего большего; жизнь моя шла превосходно до тех пор, пока в одно прекрасное утро случилось следующее, совершенно неожиданное, обстоятельство.
Сидели мы с Натой в столовой, Веры Ивановны не было дома.
Вдруг в прихожей раздался звонок, горничная пошла открывать дверь; Ната взяла меня на руки и последовала за нею, полагая, что это, вероятно, вернулась ее мама, а может быть, и просто из любопытства, — она любила выскакивать на каждый звонок, несмотря на то, что ей порою порядочно за это доставалось.
Горничная, между тем, отворила дверь и, увидав на пороге совершенно незнакомую, очень бедно одетую женщину, спросила, что ей надобно.
Женщина была еще не стара, но выглядела чрезвычайно бледною и больною; она держала на руках ребенка, укутанного в плохонькое ватное одеяльце, рядом с нею стояли двое старших детей — мальчик и девочка; оба они тоже были одеты весьма плохо и казались такими жалкими, такими печальными, что, глядя на них, я готова была, расплакаться, — если бы только куклы могли плакать.
— Вера Ивановна дома? — заговорила женщина слабым голосом.
— Нет, — отозвалась горничная.
— А скоро вернутся?
— Не знаю… да вам на что ее надобно, скажите — я передам.
— Я… жена столяра Ивана, который постоянно для них работает, может быть, когда видали?
— Как не видать — видала; одно время он сюда часто ходил, а теперь вот что-то давно не показывается.
— Он лежит в больнице; вчера прислал сказать, что ему очень худо; просит, чтобы я пришла к нему и детей привела — повидать хочет… проститься… думает, что не выживет… Вот я и решилась зайти к Вере Ивановне просить, не поможет ли чем: деткам главным образом… их покормить надо, сама-то кое-как перебьюсь, — говорила бедная женщина сильно взволнованным голосом, и в заключение речи закашлялась.
— Да вы и сами-то будете не крепче ребенка, — заметила горничная, взглянув на нее с состраданием.
На глазах бедной женщины навернулись слезы.
— Вы правы; я еле ноги таскаю… недавно ведь с кровати встала… Так, значит, передадите мою просьбу Вере Ивановне? — добавила она после минутного молчания.
— Непременно. Наша барыня очень добрая, она не откажет.
Пока Надя — так звали горничную — разговаривала с бедной женщиной, я все время смотрела на ее несчастных деток и, сравнивая свой изящный капотик с теми лохмотьями, которые заменяли им платья, невольно благодарила судьбу за то, что она закинула меня к такой доброй девочке, как Ната, которая постоянно обо мне заботилась и никогда не оставляла без внимания, как часто делают другие дети со своими куклами.
Если бы было можно, я сейчас бы, сию минуту открыла свой комодик, достала оттуда часть белья и платья и поделилась бы с несчастными малютками. Но ведь я не человек, я кукла, у меня нет ни воли, ни возможности двигаться, шевелиться, я делаю только то, что меня заставят делать!..
Маленькая Ната, должно быть, тоже в эту минуту что-то обдумывала, потому что всегда веселое, улыбающееся личико ее вдруг приняло сосредоточенное выражение. Положив меня на диван, она подошла к окну и начала поджидать маму, которая вернулась домой очень скоро.
— Мамочка, милая, дорогая, — обратилась тогда к ней Ната, — что я тебе расскажу, — и начала подробно передавать о посещении бедной женщины. — Я хочу непременно, во что бы то ни стало, помочь ей, мне жаль ее, жаль маленьких детей… если бы ты видела, какие они несчастные! — добавила девочка в заключение.