А аристократы с интеллигентами? Да это же была пятая колонна Англии! У любого занюханного фон-барона было родство с английскими фамилиями через старые ганноверские семейства! А образованщина? Для них Англия с Францией были просто светочем цивилизации, "благословенным западом", в счастливое слияние с которым Германия все никак не может придти благодаря своему "варварству". Они хотели бы жить в этакой раннебисмарковской Пруссии, добропорядочной и чистенькой, которая не мыслит категориями больше доминирования в центральной Европе и лижет задницу Англии. Нет, я не люблю шовинизма, всего этого гиммлеровского собирания черепков от тевтонских кувшинов, я ему тогда так и сказал: "Когда германцы лепили эти кувшины, греки строили Пантеон!", но где, кроме Германии, в наши дни доминировал арийский дух, дух белой расы? Те же британцы живут сейчас лишь остатками былой, англо-саксонской доблести и страсти к завоеваниям, а остатков этих им хватит не на долго…
Знаете, Курт, даже если мы проиграем, и само название "национал-социалист" станет проклятьем в устах победителей, грядет еще одно, великое столкновение рас. И русские, и их западные союзники, вся эта еврейская банда банкиров, уже попали в плен своей "антифашистской" политики. Чтобы сохранить прежний курс, им придется спешно внедрять законы, прямо противоположные нынешним германским, поощрять расовое смешение, потакать гуманистам и пацифистам — ведь иначе соседи обвинят их в похожести на нас! Белые страны наводнят освобожденные от колониального господства дикари, и не будет уже той Германии, которая смогла бы их остановить… Собственно, после этой войны, или в ближайшие десятилетия после нее, сложится своего рода мировое государство — с общей для всех народов идеологией, экономикой и так далее. И если оно займет — а оно займет! — антиарийскую позицию, не миновать всемирной гражданской войны, великого и последнего столкновения рас! Я, Курт, не верю, что белые люди так уж спокойно уйдут в небытие, я слишком хорошо знаю историю, чтобы поверить в неизбежность "заката Европы", предсказанную все теми же интеллигентиками. В том, что останется от Германии, в Англии, США, Франции, Испании, даже в России — везде встанут плечом к плечу потомки тех белых, кто сейчас стреляет друг в друга на фронтах. Это и будет новый Райх — без границ, без оформленной государственной доктрины, без гражданства и прочих цивилизованных норм, и он или перегрызет горло всем своим врагам… или уйдет в небытие вместе со всей арийской расой.
Неожиданно фюрер обошел стол, приблизился ко мне практически вплотную и, заглядывая в глаза, прошептал:
— Возможно… Возможно, вы даже увидите рождение нового Райха своими глазами, Курт Фалькенхорст.
В его взгляде и голосе было что-то, что заставило меня задрожать. Фюрер хотел сказать что-то еще, но передумал, и отвернулся к карте, бросив через плечо:
— Известите Хайнрици, пусть немедленно начнет формирование мобильных противотанковых бригад, примерно по десять фаустпатронщиков и пулеметчиков на одно самоходное орудие.
Война на Западе. Когда Титаны сталкиваются…
Братья начнут
Биться друг с другом
Родичи близкие
В распрях погибнут;
Тягостно в мире…
Как и в случае с историей борьбы НСДАП за власть, мне не удалось услышать о великих победах на Западе от самого фюрера. Моим собеседником в разговоре о легендарном блицкриге стал фельдмаршал Кайтель, в штаб которого я выехал для передачи инструкций о создании резервной танковой группы, которая при поддержке фолькстурма и пехоты СС смогла бы ударить в направлении Берлина, если возникнет угроза окружения столицы русскими.
В отличии от большинства других высоких чинов Райха, на облике Кайтеля практически не сказалась длинная череда поражений, разве что белки глаз были красными от постоянного недосыпания. Он казался воплощением духа прусского кадрового офицерства — всегда подтянутый, четко и отрывисто раздающий приказания, великолепно ориентирующийся в происходящем, не позволяющий эмоциям проявляться внешне. Случилось так, что в тот день мне пришлось задержаться при штабе Кайтеля на ночь, потому что отчет о проведенной организационной работе не был готов, и наш разговор с фельдмаршалом постепенно сам собой перешел на былые успехи. Сначала Кайтель был сдержан, и отделывался от моей любознательности односложными ответами, но постепенно сам увлекся воспоминаниями.
— Знаете, Фалькенхорст, к 1939 году мы все четко осознавали, что война неизбежна… и, что теперь греха таить, боялись ее. Политика фюрера казалась нам безрассудной. Во время аннексии Чехословакии генералитет не сомневался, что вооруженные столкновения начнутся сразу после пересечения границы, но их не последовало. Фюрер требовал от нас довериться его замыслам, о которых мы и понятия не имели, однако внутренне все мы знали: бескровные победы не продлятся долго.
Последним довоенным успехом, как вы помните, было возвращение Мемеля. А потом — пакт с Советами… И война. Честно признаться, тогда все, включая фюрера, были обескуражены. Но он вскоре оправился от неожиданного объявления нам войны Англией и Францией. "Они не сделают и шага через наши границы!" — заявил он нам уже пятого сентября. А через две недели Польша, некогда посрамившая военную машину русских коммунистов, прекратила свое существование…
Я долго думал над общей причиной наших успехов в те года, и как мне кажется, понял ее. Кадровые, профессиональные генералы, поднявшиеся по служебной лестнице благодаря выслуге лет, поседевшие в своих кабинетах, всегда готовятся к прошлым войнам. И если их противник, не такой опытный и профессиональный, но готовый рисковать, предложит что-то принципиально новое, до того небывалое, он побеждает стариков в мундирах — даже если его замысел абсолютно невероятен. Хотя будь этот новейший план заранее известен, привычен для кадровых генералов — они бы без труда одержали победу.
Поэтому я, не старик, но все же профессиональный военный, говорю: в наших победах начала войны только половина — от тактики и стратегии, а вторая половина — от чего-то мистического, чего не понимает никто, кроме нашего фюрера. В самом деле: ну кому теперь придет в голову построить всю операцию по захвату европейской страны на парашютных десантах? Сейчас солдаты военно-воздушных войск — это лишь элитная пехота, дерущаяся бок о бок с другими наземными частями… однако Норвегия пала. С Францией было еще легче: ее защитники были уверены, что современная механизированная армия не сможет пройти через Арденны неожиданно, и потому попросту не обращали внимания на этот участок фронта, в результате чего мы и добились такого эффекта внезапности во время "Удара серпом". Вы же сами участвовали в этой операции?
Я подтвердил это, выразив сожаление, что не был свидетелем действий передовых бронированных частей, так как находился при артиллерии. Кайтель согласился:
— Да, там действительно было на что посмотреть. Мы даже организовали съемку боевых действий наших передовых соединений со специальных бронемашин, чтобы видеть свои и вражеские ошибки. Бедой союзников было абсолютное непонимание маневренной войны. Во-первых, их танковые части находились далеко за линией фронта, так что просто не успели к первым столкновениям с нами. Во-вторых, ни пехота, ни техника противника была не обучена к действиям в небольших отрядах. Французы и англичане сбивались в огромные толпы под бомбами наших самолетов и начинали двигаться в нашем направлении, в результате чего еще до непосредственного контакта с нами несли огромные потери от заградительного огня. Остальную часть времени они сидели в окопах и чего-то ждали, пока наши танки заходили им во фланги, а парашютисты высаживались в тылу. Те же англичане могли доставить нам немало неприятностей со своими "Матильдами", но их генералы искренне верили, что задача танка — сопровождать пехоту, и потому они попросту проигрывали нам в мобильности. Кстати, в Африке они воевали точно так же, пока попросту не задавили Роммеля числом!