С этими грустными мыслями я сидел в столовой, когда мимо проходил молодой солдат, точнее матрос, не из нашего батальона, среднего роста черноволосый парень, лет восемнадцати-девятнадцати, с нашивкой за ранение. В руках он нас котелок с парившей едой. Вдруг он споткнулся о неровную доску пола, и непременно упал бы, или выронил бы свой котелок, если бы я его не поддержал.
– Danke. – поблагодарил меня матрос.
Я был удивлен, и тоже ответил ему на немецком, тем более что язык Шиллера и Гете я знаю неплохо ещё с детства, когда играл с детьми немцев-колонистов и был зван в дома их родителей, да и гимназия в этом отношении дала многое.
Парень, услышав немецкую речь прямо расцвел, и попросился за мой стол, на что я, конечно, тут же дал согласие. Из дальнейшего разговора я узнал, что зовут его Адольф Гитлер, что родом он из Австрии, из небольшого городка на границе с Баварией, но ещё ребенком переехал с семьёй в САСШ, где отец получил наследство, закончил школу, и хотел учиться дальше, но денег не хватило, и он пошел в отряд волонтеров организованный "комитетом Кларка", чтобы, как говорят на Руси, людей посмотреть и себя показать. С этим отрядом его отправили на дирижабле на Клондайк, где он участвовал в боях с японцами, о которых отзывался с уважением, как о стойких и храбрых противниках, хотя и не отличающихся особой выдумкой. Адольф признался, что раньше с презрением относился к жёлтым косоглазым азиатам, считая их никчёмным людишками (распространенное в САСШ мнение), но после Клондайка убедился, что, по крайней мере в отношении японцев, это совсем не так.
Я тоже рассказал о себе, о том что участвовал в революционной борьбе в России (без подробностей – конспирацию никто не отменял), о том как попал за океан и своих приключениях уже в САСШ, а также о своих планах, по окончании войны, став штатским и получив североамериканское гражданство, вернуться к революционной работе.
Адольф тоже поделился своей мечтой, после войны, скопив достаточно денег, получить высшее образование, выучившись на художника и архитектора. Он с детства мечтал стать знаменитым архитектором, первым в штате, а может быть и во всей стране. Да, с честолюбием у этого парня все в порядке. Ещё Адольф сказал, что очень рад зачислению в отряд Назгулеску, и сообщил что восхищается панцер-командором, которого он считает своим земляком из Австро-Венгрии и великим человеком, из тех что делают историю. Я не стал его расстраивать своими предположениями о происхождении Назгулеску, и согласился, что место в истории панцер-командор себе уже обеспечил.
О подготовке в отряде Назгулеску, которая в его батальоне ничем не отличалась от нашей, Адольф, к моему удивлению, отозвался спокойно, заявив, что если бы умел все это раньше, то не получил бы по глупому японскую пулю в плечо, после которой и был отправлен обратно в Штаты, а выйдя из госпиталя попал сюда.
Потом Адольф принес и показал свои рисунки. Я совсем не специалист в живописи, знаком с ней только по посещениям Эрмитажа, Русского музея, Третьяковки, Лувра, Цвингера, Галереи Уфицци, Прадо и тому подобных заведений, но мне его работы понравились. Узнав о том что я поездил по Европе и посещал тамошние музеи, Адольф с большим интересом стал расспрашивать меня об увиденных картинах и о европейской архитектуре. Особенно его восхищало что я побывал в Афинах и видел Парфенон. Сам то он нигде кроме родного австрийского городка в детстве, Вены и ещё ряда мест проездом за океан, САСШ, да ещё Клондайка, нигде не бывал.
Знакомство с Адольфом оказалось для меня настоящим подарком судьбы. Дело в том, что его отец, после переезда в САСШ, хоть и научился английскому в достаточной мере чтобы объясняться с местными жителями, но так и не привык читать американскую прессу, а потому обходился газетой на немецком языке, издаваемой для здешних эмигрантов из Германии и Австрии, а также договорился с оставшимися на родине родственниками, которые еженедельно пересылали ему австрийские газеты, а также и германские, достать которые было так же просто, достаточно сходить через мост в соседний баварский городок. Так что в семье Адольфа привыкли а австрийско-германской прессе, и находясь в Ист-Пойнте он тоже стал получать прочитанные дома газеты из Европы, которые давал прочесть и мне, что меня весьма обрадовало, так как в североамериканских газетах очень мало новостей из Европы, а из России и того меньше (североамериканцы такой народ – сосредоточены на себе, а до остального мира им и дела нет). Да и в сообщениях с фронтов слишком много, на мой вкус, ура-патриотической трескотни, и маловато фактов и подробностей, которые, к тому же, частенько слишком раздуваются, или напротив, замалчиваются, или перекручиваются в свою пользу до неузнаваемости. В общем, нейтральный взгляд на эту войну, и сообщения с той стороны фронта, оказались мне интересны.