Решили, что надо менять лыжи на колеса.
Итак, прощай аэродром! Прощайте обжитые землянки. Прощай, красавица-Волга! Мы улетаем на запад.
Впрочем, с Волгой мне пришлось попрощаться особо. Я вылетела и взяла курс к реке, как вдруг, на высоте триста метров забарахлил мотор моего «ЯКа». Возвращаться на аэродром? Нет, не дотяну. Самолет теряет высоту, надо где-то садиться. Это нелегкое и опасное дело – садиться вне аэродрома: посадочная скорость «ЯКа» велика, пробег длинный, тут недолго налететь на что-нибудь, угробить машину…
Волга – вот единственная площадка, пригодная для вынужденной посадки. Надеюсь, что лед еще крепок. Хорошо, что самолет на лыжах, а не на колесах.
Снижаюсь, напряженно всматриваясь в ледяное зеркало реки. Сверху оно кажется ровным и гладким, а каково на самом деле?… Сажусь в вихре снежной пыли, машина легко скользит, слегка подскакивая по волжскому льду. Так. Обошлось, вроде бы, благополучно. Вылезаю на фюзеляж, осматриваюсь. И с ужасом замечаю, что лыжи моей машины вязнут в хлюпающей кашеобразной массе битого льда. Трещина!
Я соскочила на лед. Самолет пока держится на широких лыжах, но сколько может он продержаться — вот вопрос!
К счастью, товарищи заметили с воздуха мою вынужденную посадку. Минут через десять прилетел на «У-2» военинженер Соколов. Покружился надо мной, оценил обстановку, покачал крыльями – мол, все ясно – и умчался на аэродром. А еще через некоторое время на низком левом берегу появился трактор. Вокруг заметно осевшего «ЯКа» захлопотали наши солдаты. Заведен мощный буксир, и трактор потянул самолет к берегу.
Мой механик Луценко был очень расстроен: ни разу до сих пор мотор не отказывал в полете. Но оказалось, что Луценко не виноват: дефект был такой, что механик никак не мог его обнаружить перед вылетом.
На следующий день я перелетела на новый аэродром, и Волга прощально сверкнула под крылом моей машины.
Воронеж
24 января 1943 года войска Воронежского фронта под командованием генерала Ф.И.Голикова перешли в наступление. 25 января над Воронежем взвился красный флаг. Развивая успех, войска фронта продвинулись на запад и вместе с войсками Брянского фронта окружили пол Касторным несколько фашистских дивизий. Наступление развивалось стремительно, и 8 февраля был освобожден Курск.
Так образовался знаменитый Курский выступ, которому было суждено стать плацдармом одного из величайших сражений Отечественной войны.
Ранней весной 1943 года наш авиаполк перебазировался под Воронеж. Аэродром был в ужасном состоянии: залит талой водой и к тому же густо минирован. Саперы разминировали узкую полосу длинной метров в двести – двести пятьдесят, и вот на эту дорожку нам приходилось сажать свои скоростные машины. Ошибешься при посадке, вылезешь за ограничительные красные флажки – наверняка нарвешься на мину.
Одна наша летчица из нового пополнения чуть ли не в первый день, идя по аэродрому, наступила на мину «хлопушку», — сразу взрыв, фонтан песка и щебня, у девушки лицо залито кровью… Еще счастье, что жива осталась.
Взрывы то и дело раздавались и в Воронеже. Аэродром был расположен неподалеку, и мы ясно видели разрушенный, истерзанный войной город. Мы возмущались подлостью и изуверством гитлеровцев, которые и после своего бегства из Воронежа продолжали напоминать о себе разрывами мин в домах и на улицах, кровью женщин и детей.
Понемногу мы обжились на новом месте, привели в порядок аэродром и здание бывшей летно1 школы.
Мы охраняем небо Воронежа. Весна стоит дождливая, по прежнему нам приходится лидировать особо важные самолеты, и непогода часто заставала нас в полете.
Помню, однажды я получила приказ: доставить в дальний гарнизон офицера по особо важным поручениям. А погода выдалась на редкость скверная: небо сплошь заволокло тучами, ни просвета. Моросил дождь. Наша метеослужба слышать ничего не хотела о полетах:
— С ума надо сойти, чтобы выпустить в такую погоду самолет…
Не знаю, какое поручение имел офицер, но, видимо, от его срочнйо доставки зависело многое.
Он вопросительно взглянул на меня:
— Что скажет пилот?
— Раз такое срочное задание – полетим, — не раздумывая ответила я и зашагала к старту.