В 1949 году Бабака все же уволили из армии и он вернулся к своей педагогической деятельности. Верный себе, он выбрал самую трудную, недисциплинированную школу. Он считал, что нет почетнее труда педагога, потому что он формирует человека — самое главное богатство на земле!
В августе 1943 года в 9-ю гвардейскую авиадивизию я прибыла почти одновременно с пополнением, молодыми летчиками. Я сразу включилась в работу и стала вместе с комсоргами посещать полки, знакомиться с работой технического состава и летчиками. В это время все три полка дивизии размещались на одном аэродроме в станице Поповической. Мы с комсоргом Алексеем Игольниковым стали свидетелями того, как с боевого задания вернулся молодой, стройный, красивый парень. Это был Григорий Дольников. Он растерянно и смущенно слушал, как его хвалят за то, что во время боя с превосходящими силами противника стойко «держался» хвоста самолета своего ведущего Дмитрия Глинки, который отличался тем, что без всякого предупреждения во время боя совершал необыкновенные маневры. Еще ни один летчик — новичок ведомый не мог удержаться за таким ведущим пары. Григорий был смущен и тем, что во время этого вылета он многого не заметил, даже удивился, когда ему механик показал пробоины в фюзеляже от пушек противника. Более двадцати пробоин насчитали тогда в его самолете.
Мне было приятно отметить, что все летчики-истребители и сам Григорий Дольников довольно спокойно отнеслись к тому, что при разборах их боевых вылетов находится девушка — комсомольский работник. По-видимому, благодаря тому, что у Григория первым инструктором в аэроклубе была девушка — Анна Чекунова.
Наблюдая за боевой работой молодых ребят из трех полков нашей дивизии, я сделала вывод, что Григорий Дольников — наиболее перспективный летчик.
Хотя Григорий был уже кандидатом в члены партии, выглядел он очень молодо, совсем как мальчишка, любил шутки, острые замечания. Ребята-летчики любили брать его ведомым, как надежного товарища, который всегда поможет в трудную минуту. О своих первых победах в воздухе Григорий говорил так: «Счастье первых победных атак сродни чувству первой любви!»
К концу сентября 1943 года им уже было сбито 5 самолетов противника. Определились его учителя, на которых надо было равняться. Это Герой Советского Союза Николай Лавицкий, друг и первый учитель — Иван Ильич Бабак, замечательные летчики — братья Борис и Дмитрий Глинки, суховатый и ироничный Михаил Георгиевич Петров, да и все остальные опытные летчики полка.
Когда 30 сентября 1943 года Григорий Дольников был подбит и ветер отнес его на территорию противника, то для всех это было настоящее горе. Много лишений и страданий перенес Дольников в фашистском плену, но не сломался и вместе с другими пленными летчиками все время думал о том, как вырваться из заточения. После побега он думал и о тех людях, которые под угрозой смерти укрывали его с товарищами. Именно он предложил план, как скрыться, чтобы не подвести семью спасителей. На полустанке, в доме семьи Чернобаевых, во дворе, где был полуразрушенный сарай, удалось вырыть глубокую яму с крышкой. Тут они скрывались более месяца, затем троих летчиков из этой ямы переправили в Веселиновский партизанский отряд «За Родину» в окрестностях города Николаева.
В конце апреля 1944 года летчики 100-го гвардейского авиаполка встретили Григория Дольникова, вернувшегося из фашистского плена. У него был вид какого-то бродяги. Даже его большой друг Василий Сапьян узнал Григория только по голосу. Все, от механика до комдива, были очень рады видеть Дольникова живым. Когда его увидел Ибрагим Магометович Дзусов, то сказал командиру полка С. И. Лукьянову: «Берите сокола, оденьте, обхарчуйте и в дело!» Петя Гучек обнял Григория и тихо произнес: «Отомстим, браток! Дерево сильно корнями, летчик — друзьями!»
Снова Григорий Дольников храбро стал летать и мстить за дорогих друзей (Николая Лавицкого, Василия Шаренко, Петю Гучека и других). Всего за Великую Отечественную войну Григорий Устинович Дольников сбил лично 15 самолетов и 1 в группе, совершил 160 боевых вылетов и участвовал в 42 воздушных боях.
Мне очень обидно за тех, кто побывал в фашистском плену и навлек на себя после освобождения массу подозрений и бед. Так и Григорий Устинович — патриот своей Родины — после войны подвергался бесконечным проверкам в особых отделах полка, фронта и выше. Даже выехать на родину после окончания Великой Отечественной войны из своего полка по-человечески его семье не дали. Потребовали собраться в течение суток и убыть с женой и больной дочерью в распоряжение Управления кадров, в Москву. Для этого им предоставили места в товарном составе в теплушке…
Затем, после бесконечных проверок и допросов, его, гвардии майора, отправили служить в далекое Забайкалье, снова командиром эскадрильи. Лишь после 1953 года он поступил в Академию ВВС и переехал в Москву. В то время он с женой Валентиной Михайловной навестил в госпитале своего однокашника по Батайской авиашколе Ивана Шамова, который после неудачной посадки на истребителе Ла-7 сломал позвоночник и более трех лет был прикован к постели. Иван Шамов стал писать стихи, печататься. Его посетил композитор-песенник Б. А. Мокроусов, они подружились, и появилась песня «На лавочке» («Костры горят далекие…»).
Григорий Устинович затем служил в Одесском военном округе, а я побывала у него в гостях в 1975 году, когда он был уже генералом, командующим ВВС Закавказского военного округа в Тбилиси.
Всю жизнь ему хотелось кому-то помочь, сделать что-то приятное, красивое, незабываемое. Так произошло и со мной. Меня пригласил Тбилисский институт плодоводства прочитать несколько лекций по использованию ионизирующей радиации в селекции яблони и груши. Сообщили, что встретят меня на машине и обеспечат гостиницей. Я решила позвонить Григорию Устиновичу, узнать, будут ли они с Валюшей в Тбилиси, так как мне хотелось привезти им корневища моих сортов ириса, посвященных боевым товарищам («Маршал Покрышкин», «Гвардейский», «Марина Раскова», «Штурман Рябова», «Вадим Фадеев» и другие). Дольников спросил меня, каким я вылетаю рейсом и когда? Я ему ответила, что меня встретит представитель института плодоводства. Он сказал: «Хорошо, хорошо, ждем тебя к нам в гости!»
Лечу, еще далеко до Тбилиси. Вдруг слышу по радио: «Гражданка Ирина Дрягина! Пройдите в кабину летчиков!» Я даже заволновалась. Что такое? Вещей я никаких не имела. Прихожу к летчикам. Они говорят: «Командующий поручил показать вам наш прекрасный город Тбилиси с воздуха. Садитесь на место второго пилота и любуйтесь Грузией и Тбилиси, а когда сядем, то около самолета вас будет ждать «Волга». Я была просто потрясена таким вниманием Григория Устиновича ко мне. Вышли мы с мужем Львом Михайловичем Лобачевым из самолета, полковник — адъютант Г. У. Дольникова — позвал нас к машине и сказал, что мы поедем сейчас к командующему на КП. Я заикнулась было, что меня должны встречать из института и не хотелось бы их обижать. Полковник спросил: «Покажите, где ваш встречающий?» Я быстро за воротами аэродрома нашла Шардена Николаевича Ахвледиани, и его пропустили к нам. Адъютант попросил, чтобы он следовал со своей машиной за нами. Когда приехали на КП, то Дольников был уже там и сказал, что мы должны с ним, сейчас же, составить график «боевого расчета» на мое пребывание у них в Грузии.
Григорий Устинович обладал неисчерпаемым запасом доброты и веры в людей. Еще тогда, на фронте, к нему ведомым попросился один летчик, которого не брали в пару. Дольников решил взять его с собой в ответственный боевой вылет. К сожалению, этот «эксперимент» не оправдал себя, но веры в людей он не потерял и продолжал быть «рыцарем добра», раздавал это добро не задумываясь…
Так, я обратилась к нему (он ведал тогда учебными заведениями ВВС страны) с просьбой моей коллеги Т. А. Зиминой — разобраться в деле ее сына, обвиненного в нарушении воинской дисциплины. Он принял нас с ней в своем кабинете, пошутил над моей коллегой, что она для доктора наук слишком мала ростом и неупитанна. Дело Ильи Зимина было быстро разобрано, и парень с отличием окончил Иркутское авиационно- инженерное училище.