— Вам здорово повезло. Теперь все в ваших руках, от вас зависит ваше будущее. Цацкаться с вами не будем: два, три контрольных полета — и должны быть готовы лететь самостоятельно на любой технике. Будете пьянствовать, безобразничать — выгоним.
Вот и все. Скромненько, как говорится, но впечатляюще… Пить, плохо себя вести мы как-то не намеревались, не для того годами пробивались в эту школу, но вот лететь на незнакомой технике после двух контрольных полетов казалось чем-то из области фантастики.
В обычной авиации летчика, регулярно летающего на одном типе самолета (вертолета), замучают контрольными полетами и проверками: после отпуска, болезни, переезда на новое место службы, при переходе на другое упражнение и т. д. и т. п., а здесь садись и лети, на чем не только ни разу не летал, но порой и не видел!
Я в аэроклубе выполнял по тысяче и больше полетов в год, но после отпуска исправно получал свои десять контрольных полетов, прежде чем начать самостоятельную тренировку. Годами изучая один и тот же самолет, мы каждый раз перед зимними и летними полетами проводили летно-технические конференции, обсуждая проблему: как пользоваться подогревом воздуха в карбюраторе, как рулить на лыжах и не встать на нос при торможении на колесах… А тут — такие требования! Туда ли мы попали, справимся ли?
Мы, конечно, представляли, что методика обучения в ШЛИ отличается от обычной, по которой принято готовить летчиков, но в то, что будет представлена такая самостоятельность, поверить было трудно. Однако делать нечего, пришлось принять все к сведению и исполнению.
Оставалось пройти еще одно испытание — медкомиссию. В аэроклубе и сборной медицина ко мне претензий не имела, так что волновался я не больше обычного, идя в поликлинику ЛИИ.
Прохожу специалистов, все в порядке, на очереди — осмотр у отоларинголога. Врач поставила меня в угол, велела заткнуть одно ухо и приготовилась шептать положенные испытательные слова, но тут, как оказалось, на мое счастье, ее куда-то вызвали. Дело продолжила молоденькая медсестра, начала свое шептание, но я слышал ее слова плоховато: мешало то ли бульканье кипящей воды в какой-то медицинской кастрюльке, то ли звяканье железяк за открытым окном: может, шептала она тише обычного, но скорее всего, сказались последствия старой звуковой травмы от стрельбы из проклятого ШКАСа.
Девушка сочувственно посмотрела на меня и сказала, что меня могут забраковать, так как мой слух ниже нормы.
Дыхание мое остановилось, свет в глазах померк… Господи! Неужели все! Стоять на пороге мечты, столько лет добиваться цели и в последний момент потерпеть крах! Худо мне было…
Вошла врач, спросила сестру, как у меня дела, и я услышал: "Нормально, все в порядке". Обмякший от пережитого, я вывалился из кабинета, забыв поблагодарить свою спасительницу… Потом, правда, я опомнился, заходил в поликлинику, чтоб её найти, но больше ее не видел.
Вскоре состоялось знакомство с инструкторами. Мне они представлялись почти полубогами да и на самом деле были людьми незаурядными. Лев Васильевич Фоменко, Николай Иванович Нуждин, Михаил Михайлович Котельников, Георгий Сергеевич Тегин, Виктор Иванович Кирсанов, начлет Михаил Кондратьевич Агафонов — летчики с большим опытом испытательной и инструкторской работы, они могли и умели дать нам то, что может потребоваться в работе летчика-испытателя и, главное, приучить к самостоятельности, дотоле нам неведомой.
Игорь Волк, Станислав Близнюк и я попали в группу Н.И.Нуждина, могучего кряжистого полковника с индейским профилем, весьма жесткого и требовательного инструктора, как выяснилось впоследствии. Познакомившись с нами, Николай Иванович сказал слова, справедливость коих подтвердилась моим последующим опытом. Примерно, это звучало так: "Если вы будете работать хорошо, то не ждите похвалы, так как испытатель работать плохо не может. Незамеченными не останетесь, будут и признание, и уважение. Но, если провинитесь (тут он употребил другое, менее благозвучное слово), знайте, что потом очиститься будет очень трудно, помнить ваш "ляп" будут долго, возможно, всю вашу жизнь. Так что все в ваших руках", — повторил он слова М. К. Агафонова.
По предварительному плану, месяца два нас должны были учить всяческим наукам, вплоть до высшей математики, и только после этого начинались полеты, но нашу группу Николай Иванович "вытянул" на аэродром через месяц, а потом и другие инструкторы не могли усидеть без дела.