Пошел я работать по специальности в тот НИИ, где проходил преддипломную практику и защищал диплом. Снимал диаграммы направленности радиолокационных антенн, паял разные схемы, настраивал аппаратуру, а в окне виднелась взлетно-посадочная полоса заводского аэродрома, и над головой целыми днями грохотали МиГи…
В апреле 1953 г. меня вызвали в военкомат на медицинское освидетельствование перед призывом в армию. Пришел я в кабинет к окулисту, закрыл, как положено, левый глаз вижу праным все, что требуется, закрываю правый, и мой дефектный левый видит не хуже… Прошу врача проверить меня повнимательней, объясняю, в чем дело. Посветила она мне лучиком в глаза, примерила какие-то стеклышки и говорит: «У тебя, сынок, очень небольшая близорукость левого глаза, но острота зрения нормальная и ты годен хоть куда».
Тут же в военкомате я стал проситься в какое-нибудь летное училище, кроме СВАУЛ, т. к. туда идти я все-таки побаивался: мало ли что, вдруг тамошние врачи меня вспомнят, начнут «копать» с пристрастием, и снова мне не повезет. Но в другие летные училища разнарядок не было, и мне предложили: «Езжай-ка ты, парень, в военно-морское авиатехническое училище, туда как раз есть направление, а там тебя переведут в летное, ведомство-то у них одно…».
Поверил я всему этому и согласился, а в июле поехал в Пермь, тогда Молотов, в техническое училище морской авиации. Сдал экзамены, прошел медицину, на мандатной комиссии объяснил все, что я хочу, и был зачислен в курсанты с обещанием помочь, когда закончатся все хлопоты, связанные с набором.
Остриженный наголо, обряженный в матросскую робу, тельняшку, бескозырку без ленточки, положенной моряку только после принятия присяги, я проходил курс молодого краснофлотца, трудился на хозработах и ждал, когда же меня переведут в летное училище. Не учел я по молодости лет, что для авиатехнического училища парень с техническим образованием, с опытом работы в научно-исследовательском институте, знакомый с авиацией, весьма ценный и почти готовый кадр, которого чуть помуштровать, навесить ему на плечи лейтенантские погоны и трудись, несостоявшийся летчик, в должности специалиста по ЭСО (электро-спецоборудованию самолетов).
Пошел второй месяц моей службы, а обо мне будто забыли. Рассказал я все командиру нашей роты капитану Есину, он внимательно и с видимым интересом меня выслушал и обещал напомнить обо мне командованию. Вскоре я стоял перед заместителем начальника училища полковником Портянко и слушал его эмоциональную речь. Напомнил он мне о долге перед Родиной, о комсомольской совести, о сознательности и о всем остальном. «Служи, где тебя поставили, и не колыхайся, летчик-переплетчик», такие слова я услышал от него на прощание, вроде бы желание быть летчиком противоречит долгу перед Родиной…
Мне оставалось хоть каким-то способом добиться исключения из училища, пускай даже путем нарушения дисциплины к примеру, переплыть Каму, на берегу которой располагался наш учебный лагерь. Но за это могли и не отчислить, а ограничиться обычной «губой», и пришлось бы мне оставаться в училище с незавидной репутацией. На мое счастье, командование избавило меня от необходимости принимать рискованное решение. Через несколько дней, собрав нас на плацу, нам объявили, что из училища отчисляются слабаки, не выдержавшие тягот военной службы, и в этом списке услышал я и свою фамилию.
Вернувшись домой, я зашел в аэроклуб и получил предложение поехать в летно-инструкторскую школу ДОСААФ, но мне хотелось летать самому, а не учить других, и я отказался, надеясь поступить если не в военное, то хотя бы в гражданское училище. Время шло, в училища ГВФ призывников, оказывается, не принимали, а в начале сентября мне пришла повестка: настала пора идти на срочную службу.
Собрали нас во дворе военкомата, построили и повели в поликлинику на медосмотр. Путь наш пролегал по улице, где находился аэроклуб. Я вышел из колонны, прибежал к начальнику штаба аэроклуба Балашову и сказал, что хоть сегодня согласен ехать в инструкторскую школу, потому что выбора у меня больше нет. Михаил Алексеевич тут же позвонил в военкомат, а т. к. учеба в этой школе засчитывалась за службу в армии, меня освободили от призыва. Я поехал в Саранск.
7 сентября 1954 года. Самолет По-2. Полетов — 1, время — 0 часов 16 минут.
Проверка готовности к самостоятельному вылету.
Столица Мордовской Республики Саранск в те годы была довольно грязным, но уютным и зеленым городом. Промышленности практически не имелось, кроме строящегося электролампового завода, учебных заведений тоже было немного: несколько школ, пара техникумов да пединститут, впоследствии названный университетом. Поэтому Центральная объединенная летно-техническая школа ДОСААФ (ЦОЛТШ), основанная в 1950 г., имела в городе определенный вес. Подтянутые, щеголеватые в выходной форме курсанты придавали улицам Саранска вполне авиационный колорит, хотя форма, которую они носили, порой заставляла впадать в остолбенение патрули других городов, где случалось бывать "латышам" (от ЛТШ — летно-техническая школа): черная морская шинель с латунными пуговицами, брюки навыпуск, темно-синяя фуражка с офицерским авиационным "крабом", а если курсант был в отпуске, то на плечах у него красовались голубые погоны с золотым кантом, не положенные по форме, но и не запрещаемые начальством…