И вот мы на льду.
Полукругом возвышается позади нас огромная каменная чернеющая масса. Впереди бесконечное ледяное поле. Несколько гусей вылетели откуда-то поблизости, покружили над нами и быстро исчезли.
На севере, в километре, торчала небольшая остроконечная скала. С вершины на нас смотрели три белых медведя. Но и они вскоре скрылись. Вот и все признаки жизни на этих одиноких, словно навеки заблудившихся во льдах островах.
Мы разостлали на снегу полотнища красной материи. Красный четыреугольник на льду должен был служить своеобразным маяком для самолета. У краев полотна поставили по два бидона с бензином.
База была готова, и можно было лететь обратно. Но нам хотелось получше подготовиться к следующему прилету. Чтобы не ошибаться и правильно определять направление ветра при посадке, решили поставить на самой высокой горе вымпел.
Два с лишним часа мы потратили на восхождение. Мы карабкались вверх, словно в какой-то каменоломне: кругом валились мелкие и крупные куски камня. За эти камни мы цеплялись, по ним скользили. Гора была настолько крутая, что во многих местах приходилось ползти на четвереньках. Стало так жарко, что мы по дороге постепенно сбросили с себя всю теплую одежду и наконец в одних рубашках выбрались на вершину. Тут мы поступили, как подобает всем путешественникам в неизведанных землях: старательно сложили из камней небольшую пирамиду и установили на ней советский флаг с надписью:
«ЗДЕСЬ БЫЛИ УЧАСТНИКИ ЭКСПЕДИЦИИ ПОИСКОВ ДИРИЖАБЛЯ НОБИЛЕ. 24 ИЮНЯ 1928 ГОДА»
Конечно, мы не могли не упомянуть и те организации, которые послали нас на Север, в Арктику, а потому приписали под нашими именами:
«ОСОАВИАХИМ, ДОБРОЛЕТ, СОВКИНО»
Флаг был водружен, и, как полагается, мы с Грошевым салютовали флагу тремя залпами из двух винтовок. Кинооператор в это время производил съемку.
Потом стали спускаться с горы. Тут нашего оператора едва не постигло несчастье. У самой вершины он поскользнулся на гладком льду, запорошенном снегом, и чуть не сорвался с головокружительной крутизны.
По пути мы собирали для наших геологов интересные камни. Поднимали разбросанную нами одежду и на ходу одевались. К 7 часам утра мы были у самолета.
В обратный путь мы пустились в хорошем настроении. Первая часть задания выполнена: база создана, бензин оставлен.
Мы держали курс прямо на юг, к ледоколу.
В районе стоянки «Малыгина» навис густой туман. Исчез остров Надежды. А между тем этот остров нам был необходим. По острову мы могли установить направление полета и местонахождение ледокола.
Непроницаемо плотная стена тумана надвигалась на нас. Оставалось лишь снизиться и выждать, когда туман пройдет.
Пережидать туман в воздухе было невозможно: нехватит бензина. Грошев прекрасно оценил положение дела.
Мы быстро обменялись несколькими знаками, и я решил спуститься на льдину, которая сверху казалась достаточно ровной и крепкой.
Четыре раза подходил я к ледяному полю, четыре раза пролетел над ним на высоте пяти-десяти метров. Вряд ли остался хоть один метр посадочной площадки, который я бы не прощупал глазами. И, только когда запомнились все льдинки, все небольшие торосы и проталины на ледяном поле, я решился сесть. Эта осторожность была необходима, хотя на обыкновенных аэродромах летчик обычно спускается, покружив над местом посадки не более одного-двух раз. С большой высоты трудно заметить торос, запорошенный снегом. Если самолет наскочит на такой обломок льдины, катастрофа неминуема. А что стали бы мы делать на льдине у сломанного самолета без теплой одежды и без запасов пищи? Мы ведь готовились к полету всего на шесть часов. Чтобы взять как можно больше бензина, мы оделись полегче, а запас продуктов был достаточен лишь для закуски перед запоздалым обедом.
Самолет сел благополучно. Я обменялся взглядом со своими спутниками. Их лица были совершенно спокойны, глаза выражали полное доверие.
Мы находились, по нашему исчислению, в сорока километрах от ледокола, не имея возможности дать знать о себе.
Туман сгущался все более. Приходилось устраиваться на ночлег.
Что же у нас было с собой? Семь банок консервов, два килограмма сухарей, пять плиток шоколада, две банки сухого спирта, – и это на троих. У нас не было спальных мешков, ни одной малицы (ведь каждая весит не менее четырех килограммов).
Вскрыли консервы, отвели немного душу и залегли спать. Но как же заснуть? Втроем в кабинке улечься невозможно. Грошев хотел было принести себя в жертву и устроиться на крыле самолета, но холод быстро пронял его и заставил вернуться в кабинку. Мы тесно прижались друг к другу и, сидя на корточках, дремали, притворяясь, что спим.
Просидели мы на льдине двадцать восемь часов. Нужно признаться, это было достаточно скучно.
Но вот туман понемногу начал разрежаться, показались сначала пятна, а затем и полосы голубого неба. Еще немного, и видимость стала прекрасной. Мы поднимаемся. Сорокаминутный полет – и я подруливаю к борту «Малыгина».
Всего мы пропадали без вести тридцать шесть часов. На «Малыгине» нас встретили так радостно, что нельзя было не подумать: ради такой встречи можно и на льдине посидеть.
С самолета мы видели, как люди бежали со всех трапов на спардек, как поднимались на мачтах флаги, как взвивались в воздух приветственные ракеты. Через несколько минут мы не без удовольствия принялись за вкусный ужин, наскоро приготовленный нашим судовым поваром.
В плену тумана
Еще на пути к «Малыгину» я заметил, что мотор слабо тянет. И неудивительно: он работал перед этим на зверобойной экспедиции. Старый мотор надо было сменить еще в Архангельске, но из-за спешных сборов этого сделать не удалось. Пришлось менять мотор здесь. Работа эта, совсем несложная на московском аэродроме, в наших условиях оказалась невероятно трудной.
Короче говоря, операция, которая обыкновенно занимает не более двух-трех часов, потребовала у нас целого дня, да еще столько же приблизительно времени понадобилось для установки нового мотора.
Нам пришлось подвести самолет к краю льдины, служившей своего рода дебаркадером для ледокола, при помощи судовой стрелы снять отработанный мотор и выгрузить новый с борта ледокола на лед.
Наконец все готово, мотор поставлен. В 11 часов 25 минут вечера 27 июня я совершил пробный полет с новым мотором.
Мне не понравилось, что мотор делал в минуту на двадцать оборотов меньше, чем полагается. Нужно было проверить мотор как следует, и мы в этот же вечер сделала еще два пробных полета. Результаты оказались вполне благоприятными.
Теперь можно было лететь на розыски экипажа «Италии».
Весь день 28 июня мы готовились: нагрузили на самолет шесть бидонов бензина по двадцать литров, около двадцати килограммов продуктов – недельный запас на троих, взяли необходимые запасные части и инструменты для самолета и мотора.
В течение дня черная полоса тумана медленно надвигалась на нас с юга. К 10 часам вечера у нас все было готово. Я оделся. Оставалось лишь войти в кабинку. Высота тумана была до ста метров с частичными разрывами. Я полагал, что эти разрывы дадут нам возможность пробиться до островов Карла, а в районе острова Фойн, по предположению нашего синоптика, тумана не было. Но не прошло и четверти часа, как положение резко изменилось.
Черная полоса тумана надвинулась на нас с необычайной быстротой, подгоняемая зюйд-вестом. Мы физически ощущали приближение тумана, он окутывал нас, как плотное одеяло. Еще несколько минут – и с ледокола уже нельзя было различить самолета, стоящего от нас в пятидесяти шагах.
Густая пелена тумана держалась всю ночь и весь день 29 июня. Несколько раз выходил я на палубу, тщетно искал глазами горизонт, возвращался в каюту и ложился ничком на койку. Дважды запускали мотор и дважды пришлось его остановить.