Когда я в первый раз собирался в Лион, мсье Топен предупредил меня:
— Учтите… лионское общество страшно замкнутое… Наберитесь терпения, когда с вами познакомятся поближе, вас начнут принимать во всех гостиных!
Он тут же добавил, что это характерно именно для лионцев. Но точно так же меня предупреждали (каждый раз подчеркивая, что это чисто местная черта) в Бордо, Лилле, Марселе и даже в Мазаме. Most important[47] — Мазаме. Вы можете прекрасно знать Париж, Рубэ, Тулузу и Каркассон, но вы не узнаете Францию, если не побываете в Брисбан-сюр-Арнетт, то есть в Мазаме, столице баранины и шерстяных чулок. Там, как и всюду перед дворянскими особняками с мрачными подъездами, мне было сказано:
— Стоит вам войти в местное общество, как вас сразу станут считать своим.
Вот еще один заколдованный круг, которыми так изобилует эта разумная страна: чтобы быть принятым, надо быть знакомым, но, чтобы стать знакомым, надо быть принятым. Самое важное, когда имеешь дело с таким замкнутым обществом, — это войти в него. Главное «не остаться запертым снаружи», как говорят лимузинцы, когда они забывают свой ключ[48].
Сколько времени в действительности может продлиться этот период акклиматизации, чуть было не сказал — период инкубации? На этот вопрос никто точно не мог бы ответить. Некоторые утверждают — полгода… год. Но это мало соответствует истине. Период может тянуться и десять и двадцать лет. Лучше рассчитывать на следующее поколение, которое будет принимать у себя и ездить с визитами и станет в свою очередь очень замкнутым.
Я должен заметить, что существует очень большая разница между Парижем и провинцией.
В провинции вас сразу же предупредят, что местное общество «очень замкнутое»; вам приведут в пример одного делового человека из Центральной Европы, который в течение семи лет буквально осаждал Бордо, но так и не смог прорвать оборону; или случай с одной семьей из Орана, которая прождала полвека, пока перед ней открылись двери салонов (теперь она сама стала «очень замкнутой»). Но в провинции в конце концов вас все-таки примут.
В Париже вас вообще не примут: вас начнут вывозить.
Впечатление, которое производит приезд Никольсона или Мартинеса на их парижских друзей, rather curious[49]. Случайно я оказался у Даниносов в тот день, когда телефонный звонок известил их о прибытии Свенсонов (мне показалось, что речь идет о высадке неприятельского десанта[50]), у которых они гостили две недели в Стокгольме. Сообщение о страшной катастрофе вряд ли привело бы их в большее отчаяние.
— Их надо будет водить повсюду! — услышал я.
…И тут же почувствовал, что подобная перспектива вызывает у моих друзей единственное желание никуда их не водить. В конце концов торжественный «домашний» обед был перенесен на более отдаленный срок. Свенсонов пригласили «выпить по бокалу вина» в одном из кафе на Елисейских полях, а потом, протянув еще несколько дней, повели по тем святилищам искусства и развлечений, которые сами парижане очень редко отваживаются посещать без своих иностранных менторов.
Должен сказать в оправдание французов вообще и Даниносов в частности, что аппетит у Свенсонов действительно чудовищный. Я говорю здесь не об аппетите за столом (хотя многие иностранцы, которые у себя на родине питаются весьма скромно, считают своим долгом объедаться в гостях у французов), а об аппетите на исторические камни… Гуннар Свенсон оказался непревзойденным камнеглотателем. Раньше я считал, что шведский желудок устроен по тому же образцу, что и желудок всех прочих смертных. Я ошибался. Проглотить, к примеру, Сакре-Кёр было для Гуннара чем-то вроде легкой закуски.
— Теперь мы должны, — сказал он, — посмотреть катакомбы.
Если бы эти катакомбы находились во Флоренции, конечно, мсье Данинос раза три уже побывал бы в них. Но, прожив в Париже сорок лет, он не удосужился ознакомиться с ними. (Правда, однажды, когда ему было лет семь, отец пообещал ему: «Будешь умником, в воскресенье пойдем в катакомбы». Видимо, он так и не стал умником, потому что в катакомбы не попал.)
Мои хозяева попытались отговорить Гуннара от этой затеи.
— А не пойти ли нам выпить по рюмочке на площадь Тертр?
Не тут-то было. Иностранцам свойственны навязчивые идеи. Гуннару нужны были только катакомбы. А попробуйте-ка сбить шведа со взятого курса!
— Ну что ж, это проще простого, — сказал мсье Данинос. — Я вас туда свожу.
48
Это выражение близко к «кончайте входить», которое также употребляют лимузинцы, обращаясь к человеку, который слишком долго топчется у порога. — Прим. майора.