Тереза сослалась на недомогание, и мы сошли на берег, не оборачиваясь. Это было хорошим уроком. Если бы он только мог ее исцелить! Но маловероятно. Когда вирус светской жизни проникает вам в кровь… смешное уже вас не убивает.
Пытка визитами не прекращается. И, несмотря на постоянную тренировку, я чувствую себя в гостях все более и более неуютно. Во-первых, вся эта процедура представлений:
— Мсье Саркан-Павелин… мсье Бло!.. Пойдемте, мсье Бло… я хочу вас представить Орлан де Сен-Грабан… Мсье Бло… Мадам де Сен-Грабан!
Рядом с этими громкими двойными фамилиями, которые звучат, как марки старых, всемирно известных вин, и за которыми, словно в тумане, проступают гектары наследственных владений и замки с крепостными стенами, моя односложная фамилия звучит довольно нелепо. Дешевое местное винцо, случайно попавшее на одну полку с прославленными кло-вожо и о-брион, камнем идет ко дну в океане знати.
— Я вас представлю ван Клиффам. Они просто сгорают от нетерпения познакомиться с вами!
И вот меня уже тащат в другой конец гостиной. Меня представляют, и я отхожу в сторону. Иногда до меня доносится: «Он просто чудо!» — сказанное таким тоном, каким говорят: «Ну и недотепа!», или «Ну и физиономия!» И я думаю, что завтра еще добрая сотня людей начнет перемывать мне косточки. «Знаешь, кого я встретил вчера у Бримонов?.. Бло… Ну… того самого типа, которого провозгласили Средним Французом № 1. Невероятно!.. Как тебе сказать? Можешь представить, что это такое…»
Если бы дело ограничивалось одной лишь церемонией представления! Но весь этот шум и гам, как в большом птичнике. Не знаю, какой след оставит в истории наш век, но пока он производит много шума, куда больше, чем все предыдущие. Если правда, что шум убивает, то мне уже давно бы следовало оказаться на том свете. Но он не всех убивает. Я готов поклясться, что некоторым он, напротив, помогает жить. Доказательство — вкусы всех этих господ, которые не выносят толчеи в метро, но которые обожают эту самую толчею во всяких людных заведениях, где она высоко ценится как особая атмосфера (мне нравится бывать в ночных кабачках хотя бы потому, что одно посещение на год излечивает меня от желания вновь побывать там). У меня, если можно так выразиться, застрял в ушах метод изучения моей дочерью текстов Тацита или Саллюстия, которые она не могла усвоить без музыкального аккомпанемента «калипсо» Белафонте или рок-н-ролла Джонни Рея. Это звучит приблизительно так: Majores nostri… I love you, darling… patres conscripti… you sweetheart… neque consilii… poum dgidgi, dgidgi!.. neque audaciae… oh baby!..[197] Сенека под соусом из рок-н-ролла не входил в школьные программы моего детства. Вероятно, это объясняется тем, что она живет в другое время и принадлежит к другому полу.
Среди всех этих громоподобных новшеств, медленно убивающих меня ударами своих децибел, коктейль — одно из наиболее губительных. Другие люди, вероятно, созданы иначе, чем я, поскольку с особым увлечением они говорят именно тогда, когда не в силах расслышать друг друга.
И наконец, моя полная непригодность к долгому стоянию. Я никогда не смогу, держа в руках стакан и сандвич, чувствовать себя непринужденно, улыбаться, острить, быстро переносить тяжесть своего тела с ноги на ногу и, завладев вниманием нескольких собеседников, разглагольствовать о Пикассо, о додекафонической музыке, летающих тарелках и лейкемии. Как ярмарочный паяц, я лишь стараюсь сохранить равновесие и уловить в этом оглушительном шуме смысл того, что мне кричит мой собеседник. Но если говорить откровенно, я в такой же степени непригоден и к длительному сидению на обедах, во время которых через определенные интервалы нужно раскачиваться справа налево. Эти раскачивания справа налево и обратно, искусное балансирование беседой между двумя дамами, перемежающейся изысканными блюдами, являются для меня изнурительной светской акробатикой. Во-первых, надо найти тему для разговора. Самое мучительное — это старт: первая фраза. Обычно я лишь с трудом могу выдавить из себя: «Вы часто выезжали последнее время?..», «Видели ли вы балетную труппу Маркиза?..», «Как нам не везет с погодой», но это представляется мне таким ненужным и бессмысленным, что я предпочитаю молчать. В этом моя ошибка. Пока я раздумываю, у меня окончательно пропадает всякое желание вступить в разговор, я начинаю жалеть, что упустил время. Мое собственное молчание парализует меня. Я впадаю в оцепенение. Моих дам тем временем уже вовлекли в беседу их ближайшие соседи, и я остаюсь наедине со своей тарелкой.
197
Смесь английских и латинских слов: наши старейшины… я люблю тебя, дорогая… сенаторы… моя возлюбленная… и не советами… пум джиджи, джиджи!.. и не отвагой… о крошка!..