Выбрать главу

— Чего же вы хотите?.. Чтоб мы ночевали на мельнице?

— И я с вами!

— Мы вернемся назад…

— И я с вами!

— Мы, наконец, уедем домой.

— И я с вами… бр-р-р!

И на все это Петр Иванович, по его понятиям, решался единственно потому, что он благородный человек и товарищ истинный, а не жомини, не щелкопер! Что он готов для нас перехватить себе горло ножом.

— А вы вот этого не сделаете! — прибавил он наивно.

Пока мы торговались с этим навязчивым кунаком, подвалил обоз и стая к плотине. Увидев Трутнева, Петр Иванович вскочил как встрепанный.

— Володя! Друг! Помоги… Режут, жгут… обида! Понимаешь—обида!..

— Горько, обидно! Васьсьво! — вторил ему плачевный голос из фургона.

— Что ж, ваше сиятельство, удостойте; мы, этак, тово, вечерком вместе… — прибавил Трутнев.

С последним словом Трутнева Петр Иванович очутился на коленях перед лошадью Атукаева.

Между тем стемнело совсем, нахмурилось, брызнул редкий дождик.

Что оставалось после этого? Подумали и согласились!

Обрадованный кунак наш кинулся как шальной к мосту, прикрикнул на мужиков и принялся сам настилать накатник. Переправя стаю и обоз вперед, мы наконец всем обществом тронулись в путь и начали подниматься на пологую гору; налево от нас потянулась каменная стена, направо начали попадать в глаза неопределенного вида строения. Миновавши их, мы повернули в высокие каменные ворота; направо стоял громадный с заколоченными наглухо ставнями старинный дом; за ним в углу, светились два окна флигеля, где помещался Петр Иванович с семьей. Услыша топот, к нам вышел подслепый лакей со свечкой и, мигая веками, старался осветить две ступеньки крылечка под соломенной крышкой.

При входе в первую комнату из скверной, вонючей и сорной передней мы тотчас были пожалованы в звание друзей Петра Ивановича и, расцеловавшись с ним, как подобало, вступили в следующую комнату, игравшую роль гостиной, потому что в ней обретался ситцевый диван, несколько кресел и стояло в углу старинное, необыкновенной формы фортепьяно, с овалом на спине и круглыми боками, походившее на супоросую свинью.

— Вот тут, господа, пожалуйте!.. Граф, прошу садиться, а я вот вам тотчас жену, тово… чаю… Эй! Каролина, выходи! Чаю господам… Ком гир! — крикнул он, громко стуча кулаком в дверь. — Да вы не хотите ли, тово… перед чаем пройтись по водке, лучше?.. А, вот она! Рекомендую, граф!.. Да вы уже знакомы… Вот, господа, рекомендую, моя жена, только вы с нею не очень-то… просто, этак, тово, она глуха — черт, не знаю, чем лечить… русские лекарства не действуют… Вы, пожалуйста, не церемоньтесь с ней… Каролина, чаю господам!.. Тей! Тей! — крикнул Петр Иванович, выделывая рукой, как наливают чай, и убежал.

Пока это говорилось и показывалось, между нами, медленно отворяя дверь, еще медленнее появилась молодая дама с завязанной щекой, в опрятном сереньком капоте из полутерно; в то время как муж выкрикивал у нее над ухом: «Тей!» — она успела выделать два книксена и по исчезновении Петра Ивановича молча села в ближайшие кресла: в черных прекрасных глазах ее светилась какая-то робость, сиротливость; на бледном кротком, чисто немецкого типа лице была заметна грусть, а глядя на тощую грудь и руки этой женщины, нельзя было сомневаться, что у нее до крайности потрясены и расслаблены нервы.

Кое-как откланявшись, мы тоже начали усаживаться где попало; граф поместился ближе и как знакомый первый вступил в разговор.

— Как ваше здоровье? — спросил он довольно громко.

— Ваше зиятельство на акот? — отвечала Каролина Федоровна.

В таком роде длился у нее разговор с Атукаевм около четверти часа; наконец я подошел как можно ближе и сказал довольно громко по-немецки:

— Вы, верно, скучаете, живя постоянно в деревне?

— Мои родные в Карлсруэ, — отвечала она и грустно улыбнулась.

— Вы любите чтение? — спросил я еще громче.

— У моего мужа умерли все собаки, — было ответом. Я снова сел на место.

Вошел Трутнев и, не обращая внимания на Каролину Федоровну, пустился в россказни.

— Что, вам, я полагаю, скучно, ваше сиятельство? Тут тово…

— Нет. Только жаль, что вот наша дама затрудняется в ответах. Прежде она слышала хорошо.

— Представьте, это Петр Иванович ее оглушил… Когда он бывает под гульком, так, знаете, этак, ему вздумается тово, по праву супружества… Один раз как-то в сердцах по голове… тово… ну, и оглохла. Из синяков не выходит, — прибавил он, улыбаясь.

Каролина Федоровна следила за выражением лица Трутнева и, полагая, что он рассказывает нам очень смешную историю, весело улыбалась.