При этом Марек всегда рассказывал скабрезный анекдот о поручике Ржевском, и ржал, что да, конечно, бывает и по морде, но в основном все-таки впендюривает. Илья над хамоватым другом посмеивался, но в душе густо сожалел о своей не сложившейся. Конечно, нельзя было сказать, что он был обойдён вниманием дам, но как-то всё получалось, что женщины сами его выбирали в любовники. А он, по доброте душевной и врождённой деликатности, не мог отказать. И хотя по большому счёту, Илья всегда был тайным гурманом в отношении женской красоты, тем не менее, все его подруги, по его же собственному определению, красавицами не уродились, хотя каждая из них и имела нечто своё, выдающееся, позволяющее Илье тешить свой глаз, на некоторое время, позабыв про остальные части тела. Например, это были прекрасные, длинные, ноги, или удивительной красоты, чётко очерченная линия груди, а может быть дивный крутой переход от талии к бёдрам. Любовался, любовался, а потом надоедало. В общем, как-то не складывались постоянные отношения.
Когда же Илья видел Анюту, у него случалось, к стыду будет сказано, некое чрезвычайно сладкое томление в груди (простите за пошлый слог) скатывающееся через желудок и застревающее где-то в паху. «Может быть, — думал он, — настоящая сексуальность вовсе не в идеальных формах, а в некотором с ними противоречии». В общем-то, не было в ней ничего идеального. Лицо её можно было назвать скорее милым, чем красивым, мальчишеская стрижка коротких каштановых волос. Тонкие, длинные ноги, всё же не идеально прямые и ровные, и походка у нее была вовсе не как у манекенщиц, и бедрами она не виляла, и каблуков никогда не носила. Но что-то было в ее походке, что придавало ей, забавный неподражаемый, не нарочито пританцовывающий характер. Как у молодой породистой лошадки, думал он, когда видел её в мини.
— Эй, отец, ну чо ты там встал?! — некстати заорал Марек. — Я его жду, а он стоит!
Анюта мельком оглянулась на его рев. Илья поспешно отвернулся и, придав лицу индифферентный вид, проще говоря, сделав «морду тяпкой», излишне поспешно направился к своей палатке.
— Чо ты орёшь, балда?! — тихо и сурово спросил он, подойдя. Марек, стоял руки в брюки, с ухмылкой через всю физиономию:
— Ах, как она на тебя смотрит! — сказал он, глядя мимо Ильи. Тот, почувствовав, как жар ударяет в лицо, обернулся… И никого не увидел. Марек за спиной, оскорбительно заржал:
— Обманули дурака на четыре пятака!
— Ах ты, гад!.. — начал Илья. — Да я тебя, сейчас с этого обрыва!..
Марек, не переставая ухмыляться, поспешно зашёл за палатку.
— Шпионишь? — доброжелательно спросил он оттуда. — Ну-ну! Тоже мне, агент ноль, ноль семь, по кличке «Жопа»! Понравилась, что ли цыпка? Ничего, мы её мигом разъясним.
Они выпили по маленькой, в честь приезда. Илья, расслабившись, рассказал, наконец, Мареку, что давно наблюдает за этой девочкой, и хотел бы с ней познакомиться. Вот чудак, удивлялся Марек, — хочет познакомиться и не знакомится. Но у нее, наверно, кто-то есть, возражал Илья, не может, чтобы у неё никого не было. Да это не беда, говорил ему Марек, раньше был кто-то, теперь будешь ты. Или может быть ты, глумливо осведомлялся он, хотел бы девственницу. Илья смущался в том плане, что да, он, конечно, реально смотрит на вещи. Да и вообще, не любит он девственниц.
Бам-м — разнеслось над лагерем. Друзья обернулись на этот странный звук и увидели директора, стоящего возле столовой с молотком в руке. Перед ним висел, привязанной верёвкой к ветке дерева, короткий кусок стального швеллера, по которому он бил. Бам-м, бам-м.
— Какого хуя он долбит? — Марек поморщился. — Пугает народ, мудак старый, с молотком!
— Рядом с ним повариху бы нашу поставить, — здраво рассудил Илья, — с серпом! Хорошая бы, статуя получилась, в назидание народам древности. Вообще-то, обед, наверно.
— Давай сейчас не пойдём, — предложил Марек, — сейчас там очередь, а попозже пойдём. Давай ещё по одной, для аппетита, и обсудим план сражения.
Они дали ещё по одной.
— Главное… — выдохнул Марек и замолчал, занюхивая кусочком хлеба.
— Главное, что бы костюмчик сидел! — перебил его слегка окосевший Илья.
— Да не болтай, — отмахнулся Марек. — Главное, чтобы быстро и с наименьшими потерями. Блицкриг, отец, понял? — после этого, он путано, но напористо, в течение примерно десяти минут, излагал своё видение женской психологии (отец, я знаю, что говорю), сопровождая свою речь, энергичной жестикуляцией.