Далматов ее создал, Брусилов дал ей те инструкции, которые выработались в результате Молодеченских и Луцких боев: 2--3 броневика на каждый эскадрон; мощная артиллерия на флангах, вместо разведки значительные отряды, снабженные легкими орудиями; пехота, "взятая на буксир", т. е. посаженная на круп второй и третьей линии.
Все вместе само по себе было так мощно, что можно было позволить роскошь придумать народного таланта -- Буденного.
Врангель, Мамантов, Улагай -- каждый из них как кавалерист был в сотни раз талантливей пресловутого Буденного. Но если не было броневиков, если вместо лошадей союзники прислали вьючных мулов, если в Крымский период рабочие лошади крымских колонистов должны были соревноваться с английскими кровными Буденного -- то результаты не могли быть иными, чем они были. Красные полностью использовали то, чего не смогли использовать белые, в чем им не захотели помочь мнимые друзья. История каждого дня гражданской войны!
Троцкому повезло на гвардейцев. Далматов создал кавалерию; бывший царский паж Верховский -- артиллерию, бронеотряды, бронепоезда. Карьера Верховского общеизвестна. Облюбованный Керенским за свои ярко демагогические наклонности, Верховский был назначен в мае 1917 командующим войсками Московского военного округа. Поддерживая идею сепаратного мира, Верховский быстро снискал популярность в солдатских низах. В августе 1917 года, в дни Корниловского выступления, он организовал знаменитый карательный отряд для "очищения ставки". Отряд, состоявший из матросни и немецких агентов, поставленных для руководства, -- яростно стремился убить Корнилова, Деникина и др.
Одновременно своей лживой телеграммой, что атаман Каледин движется на Москву, Верховский сперва вызвал истерику Керенского, а затем стал его успокаивать "бешеной энергией": речами в совдепе, посылкой "разложившихся частей гарнизона" навстречу Каледину, который спокойно сидел в Новочеркасске... и т. п.
За такие высокопатриотические действия Верховский был приглашен на пост военного министра, освободившийся с уходом Савинкова.
И на новом месте он поддержал славную марку: засыпал кабинет проектами сепаратного мира, частичной демобилизации (!), демократизации военных органов...
С первых дней переворота большевики окружили Верховского всяческим внимание и зазывали в совнарком. Верховский колебался и почти год выжидал, писал дневник и все справлялся, где и что Керенский. Когда выяснилось, что последний уже читает лекции и живет входной платой, Верховский пошел в военспецы, и ему-то большевики поручили реформу артиллерии.
Исключительно важную оперативную роль Верховский сыграл при разработке крымских операций, так как еще в мирное время он тщательно изучал топографию местности, в особенности Перекопа и Сиваша.
В этой последней роли он усиленно прикрывался Бела Куном и Фрунзе: болтливым венгерцем и невежественным студентом.
В списке лиц, оказавших "исключительные заслуги Р. С. Ф. С. Р." в борьбе с Врангелем, Верховский значится рядом с Каменевым. "Известия" раскрыли это замысловатое инкогнито.
IX
И солнце Аустерлица, и тьма Ватерлоо, и счастье Моро, и его печальная судьба. В жизни советских генералов времена менялись. Падали одни, восходили другие. Отошел от высоких дел Бонч-Бруевич (в связи с опалой, постигшей его брата), взошла звезда Раттеля -- сотоварища по корпусу Духонина, в один день с ним награжденного офицерским Георгием. Неуклонно и прогрессивно цвел один Каменев, победитель Колчака и Деникина, единственный человек, которому доверяет даже Бухарин, владелец чужого дома на Кузнецком мосту, подаренного ему "Р. С. Ф. С. Р." осенью минувшего года.
В украинскую эпоху барыши и славу Каменева оспаривали знатоки украинского боевого театра: Гутор, Клембовский, Сытин. Дважды они занимали Украину, дважды водворяли в Киеве Христиана Раковского с его американскими секретарями и румынскими дактило. Целый год катались они по линиям: Киев--Харьков, Киев--Волочинск, Киев--Одесса и т. д.
За семь лет они изучили на Юго-Западе буквально каждый кустик. Разбив Деникина, они без труда обошли в маневре под Киевом и Пилсудского.
Безнадежно скомпрометированные, с упорством тщеславия, они все более стремились к цели -- стать советскими Моро и Пишегрю. Неоднократные попытки белых агентов вступать с ними в сношения наталкивались на их самый яростный отпор.
Не последнюю роль в их стараниях играл и тот процент из контрибуции занимаемых городов, который под сурдинку проводил Троцкий под видом подарков "освобожденных местностей". Сквозь пальцы смотрели и на "торговые предприятия" их креатур. Так, правая рука Сытина, генерал Одинцов, во времена киевских переговоров с гетманом, усиленно спекулировал мануфактурой, сахаром и валютой. Был пойман, судим, но амнистирован за заслуги, оказанные революции.
В результате за три года существования института военспецов не было случая, чтобы в раскрытых заговорах фигурировала хоть одна крупная фамилия. Из офицеров -- молодые и невлиятельные. Генералы, смаклерованные Парским, честно поддержали престиж красной звезды.
Восставали: б. пристав Муравьев, казак Миронов, солдат Думенко, матрос Дыбенко. Генералы типа Гутора козыряли и щеголяли гениальными планами.
В отношении угодливости и старанья полковник Каменев отнюдь не превзошел общий уровень военспецов.
"Я доволен моими генералами", -- сказал Троцкий еще в прошлом январе... "На примере вождей красной армии мы могли убедиться в полезности привлечения буржуазных специалистов", -- прибавил недавно Ленин.
...А когда вспыхнуло Кронштадтское восстание, когда никто из спецов не увлекся примером скромного Козловского, и лишь полковник Каменев пожал лавры полковников Мина и Римана, тогда и заядлым скептикам стало понятно, что Левин фокус действительно удался.
Деньги не пахнут, продажа шпаги не портит клинка.
АНАРХИСТЫ
I
"Слово принадлежит Карелину Владимиру!.."
Сто шестьдесят большевиков, заполнивших бывший концертный зал злосчастного Мамонтовского "Метрополя", начинают гоготать заранее. Но хохотом не смутишь этого неугомонного благообразного старика с внешностью президента Лубэ.
Проворно взбегает он на эстраду. Какие-нибудь шесть месяцев назад румын Матиэску разливался здесь в Легаровских руладах; а сегодня звучат вегетарианские призывы к добру, к уничтожению всякой власти и всякой собственности, всякого террора и всякой злобы...
"Что думал по этому поводу Христос?" -- саркастически перебивает иссиня-бледный от перманентной внутренней злобы Бухарин.
"Можно и об Иисусе", -- сыпятся священные тексты.
"Прекратите балаган", -- хрипит Мартов. И среди общего воя, хохота, брани, веселый румяный матрос Донской (который еще через три месяца бросил в Киеве бомбу в фельдмаршала Эйхгорна и сам повис на площади в Липках) вкладывает в рот три пальца. Разбойничий соловьиный посвист...
Настает очередь председателя -- невозмутимого Свердлова. В кожаной куртке, в кожаных штанах, изумительно похожий на штопор, иерихонским голосом возглашает Свердлов: "Гильотинирую прения..."
Карелин бежит на крайний левый фланг и со страстной жестикуляцией что-то говорит своему соседу, Александру Ге. Колесо вертится.
* * *
С момента установления советской власти в среде московских анархистов немедленно произошел раскол. Часть -- немногочисленная и невлиятельная -- встала на "советскую платформу" и послала своих депутатов во Всероссийский Ц. И. К. В качестве лидеров она имела Владимира Карелина и Александра Ге. Идеи, тактика, логика и этика -- все наполняющее жизнь партии -- зарождалось в приплюснутой лысой голове Александра Ге. Маленький, сморщенный, в неизменной черной косоворотке, самое странное впечатление производил этот безнадежно запутавшийся человек.