Франция выигрывала войны, снискивала преклонение человечества на поприщах науки, искусства, техники, кухни; но у Франции не было до сих пор достойного представителя для оспаривания первенства мира в области спорта: французские лошади проигрывали на всех международных состязаниях, французские футболисты едва поспевали за голландцами, не говоря уже об англосаксах, французские бегуны проигрывали шведам, циклисты -- бельгийцам, автомобилисты -- американцам...
И, наконец-то, после стольких уколов самолюбия, непобедимый Жорж Карпантье, в семьдесят семь секунд справившийся с сильнейшим англичанином Беккетом... Карпантье должен победить Демпси, Карпантье должен прославить Францию... Верховный комиссар пропаганды в предвидении триумфа компатриота составил специальную комиссию агитаторов, которая в международном масштабе использовала бы плоды победы Карпантье.
Контракт о матче был подписан еще в ноябре 1920 года, и за семь месяцев не прошло дня, чтобы не появилось в парижских газетах заметки или статьи, посвященной матчу... Исход матча приобрел грандиозное, чуть ли не политическое значение. "Вопрос о германских платежах отступает на второй план пред исходом матча в Джерсей-Сити", -- печально отметил передовик официозной газеты...
Морализировать не приходилось: французская публика, великолепная, единственная, нервная, как кровная арабская лошадь, начиная с весны, не хотела интересоваться ничем, кроме июльского матча. Интервью, исчисления возможных доходов, подробнейшие биографии обоих чемпионов, длиннейшие воспоминания Карпантье, диагнозы всех мировых специалистов, мемуары бывших соперников Карпантье и Демпси, и портреты... Миллион портретов. Карпантье и Демпси с колыбели до последнего получаса, вид дома, где родился Карпантье, отец Демпси за работой в огороде, трактир, построенный на месте цирка, где впервые боксировал Карпантье, братья, жены, дети, любовницы, импрессарио и т. д. и т. д.
Завязалась ожесточенная полемика меж газетами двух континентов. Мировые симпатии разделились, появились острые нетерпимые слова, припоминались вековые взаимные обиды.
Может ли джентльмен -- изящный вылощенный блондин, похожий на молодого адвоката, -- стать "чемпионом мира тяжелого веса"? На этот роковой для Жоржа Карпантье и "чести" Франции вопрос широкие массы Нового Света и Соединенного Королевства ответили единодушным "нет": против одного доллара за Карпантье предложили пять долларов за Демпси...
И для окончательного склонения читательских симпатий их вниманию была предложена вся семья Демпси, снятая группой: юный верзила с обветренным лицом ковбоя, с раздутым кузнечным мехом вместо груди и громадными растопыренными ушами, положил обе лапы, внушающие полную растерянность, на плечи своих несколько сконфуженных родителей. Мать -- худенькая бледная женщина -- смущенно улыбается, отец -- остроносый энергичный старик -- старается сохранять бодрый вид, но обоим несколько не по себе под тяжестью молотов возлюбленного Джека...
Сделано все, что можно придумать для эксплуатации, сенсации, экзальтации, нарушения душевного равновесия ста десяти миллионов американских граждан.
Шесть недель подряд несколько сотен плотничных артелей сооружали арену на 90 000 зрителей; один строительный материал обошелся в 300 000 долларов...
Из задних рядов едва виден ринг; оба боксера кажутся точками -- и публику задних рядов осведомляет особый гигантский рупор; но и его звуки не способны долетать до райка, их перехватывают специальные телефонисты и передают дальше по сложной системе телефонов, связанных с рупорами...
Входная плата (билет от пятидесяти до пяти долларов) дает устроителю матча Тому Риккарду три миллиона долларов, а кампаниям барышников, скупивших все билеты, -- свыше пяти миллионов... Контроль бесчисленных входных аллей обслуживается циклистами, конными людьми и парящими на небольшой высоте аэропланами. Трудность контроля не в проверке билетов, что является делом сравнительно легким, а в недопущении пронесения синематографических аппаратов. Право съемки продано консорциуму, внесшему Тому Риккарду скромный чек в пятьсот тысяч долларов... У входной решетки производится обыск специалистами таможенного дела: ощупывают карманы, вспарывают подкладку, роются в корзинках с провизией! И все же так велика заатлантическая изобретательность, что дружная компания молодых ловкачей проносит небольшой синематографический аппарат в разобранном виде: винтики и отдельные части прячутся по портсигарам, во рту, в башмаках и т. д. Через неделю после матча, когда официальная фильма монополистов еще не успевает дойти до Европы, в Лондон к владельцам синема уже являются молодые люди с предложением своей официозной фильмы по сравнительно дешевой цене. Начинаются судебные процессы, пока что посмеивается лишь невозмутимый Том Риккард... Во всей тринадцатиминутной эпопее Джерсей-Сити Риккард -- единственный остроумный человек. Карпантье и Демпси наносят друг другу бешеные удары, девяносто тысяч мужчин и женщин неистовствуют, волнуются, рычат, страдают от тропической жары, болеют душой за своих фаворитов, а бритый флегматический мужчина надвинул на глаза легкую шелковую кепку, дымит гаваной, благосклонно принимает адресованные ему овации и подсчитывает доходы: после всех налогов, после всех расходов на его долю осталось около пятнадцати миллионов франков и исключительная популярность самого гениального в мир promotor'a... Каждый человек должен иметь свой кусочек хлеба с маслом.
На втором месте по остроумию -- Карпантье и Демпси. Они рискуют целостью физиономий, но гонорар вне зависимости от того или другого исхода... За минуту до начала матча перед 90 000 свидетелей Риккард вручает обоим по чеку: Карпантье -- 200 000 долларов, Демпси -- 300 000 долларов...
За кулисами матча происходит бешеная гонка податных инспекторов, пуританских пасторов, букмекеров. Губернатор штата, окруженный всеми светилами фиска, выискивает статьи закона, по которым можно было бы наложить руку на большую часть долларов... Карпантье -- иностранец, значит, он увезет из Америки ее доллары? Отлично, в таком случае пусть Карпантье платит 60% налога... Да, но, если дело принимает подобный оборот, Карпантье предпочитает или отказаться от матча, или остаться навсегда в Америке... Бесконечные переговоры, Америка нервничает: неужели эпопея не состоится?
Том Риккард одевает свою кепку и едет уговаривать губернатора. Лучшие юристы Нью-Йорка, знатоки финансового права вызваны для экспертизы. Новые интервью, новые анкеты, новые экстренные приложения... Кое-как улажено дело с фиском, наступает очередь американской церкви. Неизвестный, но сумасшедший пастор, до мозга костей прогнивший от воздержания и ханженства, собирает толпу маньяков и предпринимает крестный поход против матча, "противного духу учения церкви"... Назначаются митинги, на которых пастор зашибает цитатами, потрясает мощью голоса, аргументирует кулаками и зонтиком... Кое-кто из благочестивых сенаторов готов присоединиться к пастору: в воздухе пахнет грозой. Проклиная церковь, небо, пасторов всего мира и всех религий, Риккард выписывает чек на неизвестную сумму долларов: крестовый поход в мгновение ока заканчивается...
Тем временем не зевают и букмекеры. Ловкой подтасовкой разноречивых фактов об ухудшениях и улучшениях в состоянии больного глаза Демпси, они в течение одного часа изменяют соответствия ставок...
"Мать Джека проплакала всю ночь, она опасается истечения глаза!" Против доллара за Карпантье всего четыре (вместо пяти) долларов за Демпси.
"Билль Беневэй, сегодня утром тренировавший Джека, с загадочным лицом уклонился от всяких интервью..." Три против одного...
"Джек только что посетил друга своего отца -- Чикагского нотариуса. Смеялся и играл с нотариусом в кегли..." Пять с половиной против одного...