За одну ночь христианства человечество потеряло все, к чему оно было приведено культурой эллинизма. Ты победил, Галилеянин! Победил и сокрушил все. Вместо Платона косноязычный Павел, вместо Петрония пошляк Константин, вместо синклита философов Эллады жалкие, коричневые, бездарные последователи Павла, невежи и юродивые... А ведь культура эллинизма и в корнях и в листве была и пышней и сильней молодого русского дерева, ныне расщепленного одним ударом грозы...
У нас уж белая дома крестами метит
И кличет воронов и вороны летят...
VI
...В третьей России икон и вообще не будет. В смысл этой фразы стоило бы вдуматься. Идет антихрист? Да, если нужна подобная терминология, то антихрист, условившись культуру называть "христом"...
Но вся штука в том, что "третья Россия" не может нас от него спасти (как полагают мудрецы) по той простой причине, что она сама и есть антихрист. Она, конечно, не святая и не чистая. Не потому не святая, что деревенский парень причастие выплевывает и в причастие стреляет из берданки и "ничего за это не бывает". Не святая и не чистая потому, что ей непонятно, а значит и враждебно все, что составляло Христа целого столетия.
Солдат, оправдывавший свое дезертирство тем, что ему "на Москву вопче плявать, так как ежели по хозяйству что надо, то мы мценские", был совершенно правдив, и уж во всяком случае последовательнее тех, кто его уговаривал драться до конца с "немецким антихристом" (до чего гибкая терминология!). В Москве ему ничто не импонировало.
Церкви? Если даже поверить в миф религиозности русского народа, то боялся этот солдат не попов, а домовых (любить он ничего не любил кроме собственности и здесь единственный шанс на спасение). Больших церквей он не любил определенно: большие церкви -- богатые попы; не было у него никогда более излюбленного объекта для проклятий, чем поповское богатство. Никакому турку не снилось такое осквернение и разграбление храмов, какое практиковалось казаками и мужиками в 1917--20 г. От Мамантова, ограбившего Воронежский храм для того, чтобы... украсить Новочеркасский, до простого казака, не преследовавшего и второй цели Мамантова, история гражданской войны -- доказательство почеловечней и поубедительней крестных походов в Москве и "популярности патриарха Тихона"...
Музеи? На этот счет не приходится тратить много слов.
Исторические здания? Университет? Консерватория?!..
Единственное учреждение -- импонировавшее и солдату, и матросу, и мешочнику -- банк. "У банке" деньги: самый заманчивый лозунг большевиков, который раскрыл для них решительно все народные сердца, -- "Банки -- Ваш". Когда банки не оправдали надежд, тогда Москва потеряла последнюю притягательность. Центром внимания стала железная дорога: по ней передвигались люди, похожие на птиц небесных. Они не пугались засухи, пили-ели сколько хочешь, играли в карты, имели хороших баб и знай одно -- шпарили по чугунке. "Пискулянт" -- стал любимым героем русского народа; без его биографии пустовала история столетий, робким прообразом являлись былые лихие атаманы; переходом от атамана к пискулянту -- бухарской шапочке стал удалой матрос "Жоржик".
Все русское студенчество, земские врачи и сельские учителя -- вместе взятые -- не принесли в деревню того, что ей за один месяц дал "Жоржик" -- избранный председателем Комбеда. Наука студента, учителя была неправильная, скучная наука. Учит, а запрещает воровать: "чужой"! Все знает, а у самого сапоги каши просят и на заднице дырка. Матрос пришел румяный, сытый, с бриллиантовыми перстнями, с золотым портсигаром, в лаковых сапогах; керенки мерил на аршины, вместо семечек лузгал "Гала-Петер", начал с того, что убил попа и разрешил свальный грех. Вот это действительно наука! Учитель стал идеалом, "пискуляция" отрадной религией, способной к реальным, ощутимым чудесам... В 1919--21 матрос "Жордик" повторил опыт, столь неудачно произведенный когда-то Владимиром Святым: привод неверующей, отчаявшейся Руси в радостное лоно определенной концепции жизни. И снова и в этом отношении матросу повезло больше, чем его предшественнику. Религия русской гражданской войны подошла. Христианство не подошло...
Позволено все. Покупная способность хлеба и золота безгранична, не верьте бумажкам, "украл" отменяется, заменяется -- "заработал", "скомбинировал", хлеб надо не сеять, а перепродавать, неделя в теплушке -- урожай больший, чем полгода на поле и т. д. Из горчичного зерна -- дерево; из немногих канонов, всколыхнувших душу народную -- антихрист, "третья Россия"!
Через пятьдесят лет и у нее появятся вершины: это будет уже не Мусоргские, Скрябины, Блоки, а русские Дизели, русские Форды, русские Люшеры. Прекрасно то, что дает деньги; убыточное -- безобразно. Такова горняя мораль каждой Америки.
К утешению снобов -- осколков первой и второй России -- у нас будут идеальные спальные вагоны, в которых сладко мечтать о погибшем граде Китеже...
VII
Вы хотели -- великую, единую, неделимую? Она идет, отчего же вы в ужасе отворачиваетесь от ее лица, лепечете что-то несуразное о крестных ходах, мозговом полушарии и патриархе Тихоне. Сбывается мечта Деникина, девиз, выгравированный на цветных пятитысячных: третья Россия будет великой, будет единой, будет неделимой -- великой потому, что сколько ни били, осталось еще больше, и у оставшихся выживаемость неслыханная, единой, потому что к единству ведет дух трестера, неделимой потому, что годы, проведенные с мешком на крыше вагона вытравили федералистические всходы и приучили пуще чумы и вохры опасаться таможенных рогаток.
На границе Кубанской области и Черноморской губернии есть станция Хотмыжи: по сю сторону (годы 1918--20) разливанное море хлеба, сала, сахара и т. д., по ту сторону к Черному берегу голод и прозябание. В Хотмыжах стоял кордон и отбирал у едущих с Кубани всю живность, весь керосин и пр. Кончилось тем, что голодные ушли в зеленые, в новом своем качестве явились в Хотмыжи и вырезали весь кордон: рубили носы, вырывали глаза, пилили руки-ноги. И в Хотмыжах началась неделимая Россия, вызванная к жизни движением снизу, из самой гущи...
Предметные уроки! Везде все четыре года подряд одни строго предметные уроки: не будь федералистом, бойся генералов, не верь щедрым дарам ("банки, дома, земля -- все народное"), на мобилизацию не являйся, не жди спасения от ораторов, шпагоглотателей и священных кудесников.
Кто не спекулирует, тот не ест; для того, чтобы в хижинах наступил мир, надо, чтобы их обитатели заработали себе дворцы. В третьей России будет только одна традиция -- традиция веры в жизненную правду предметных уроков. Решительно на всякий трудный случай будет соответствующее воспоминание из времен Колчака, Деникина, Каменева, Фрунзе, движения Антонова, рейда Мамантова, немецкой оккупации, союзной интервенции, украинской самостийности, цветения лимитрофов... При решении всякого случая будет грозная презумпция: если нет соответствующего воспоминания -- поступать в порядке, обратном мечтаниям кучки интеллигентов. Они, кочуя из лагеря в лагерь, из симпатии к симпатии -- пришли к так называемой русской ориентации -- т. е. величайшей в мире бессодержательной пошлости, в сравнении с которой даже Лига Наций кажется остроумнейшей идеей. Нельзя ориентироваться на собственную нищету, вшивость, расхлябанность, разруху. И у третьей России должен быть поводырь. Выбор определяется просто: ставка на победителя, бойся плачущего неудачника. И так как единственный реальный, -- а не Версальский -- победитель, Америка, то третья Россия пойдет с ней. На первых порах нас, конечно, обкрадут, надуют, обсчитают. Но такова школа жизни -- за ученье надо платить. Тот, кто хочет сам стать комбинатором, примиряется с тем, что вначале он жертва комбинаций.