— Как жить-то хорошо! — прошептал я, падая на спину и поворачивая голову к Сашке. Вставать не хотелось и сил, если честно, на сие действо не было. Короткая схватка и добрая нервная встряска вымотали меня капитально. Я лежал на полу, в луже крови, натекшей из-под убитой девчонки, пялился в потолок, и пытался найти хоть одну мысль в опустевшей голове. Мне было хорошо, раны на бедре и плече отзывались лёгкой ноющей болью где-то на задворках сознания, как и боль от разорванной в клочья щеки и исцарапанного носа и ничего, в принципе, не мешало наслаждаться осознанием факта, что я жив. И Сашка жива. И Валет, милиционера жалко…
— Волошина…
Скосив глаза, я посмотрел на обезглавленное тело.
— Э-э, ты её знаешь?
— Да, до декапитации и до превращения, её звали Тоней Волошиной. Она на четвёртом курсе училась. Экономистка.
— Дека-пи, чего? — переспросил я. Саша махнула рукой, изображая молодецкий удар по вые. — Обезглавливание, если я правильно помню.
— Секир-башка, значит. Благодарствую, парни, — сказал я, переведя взор на бледных студентов, — если бы не вы, размазала бы меня Тоня тонким слоем по стеночке…
Ответить парни не успели, в помещение ворвались мои напарники.
— Бер, почему не отзываешься на вызов? — с ходу высказала претензию Люба. Тут я вспомнил свидание со стеной и хруст раздавленной в лепёшку гарнитуры.
В тот день моя группа участвовала в трёх охотах, правда без меня. Вашего покорного слугу упекли на самый нижний уровень больницы и не выпускали из палаты, пока не восстановилась рука. Спасибо ребятам за проявленный такт, они выволокли командира из подсыхающей лужи, насколько возможно почистили и оставили на пять минут пообщаться с сестрой. Сашка получила ценное указание не высовываться, забиться в какую-нибудь норку, а лучше обратиться к папе. Я понимал, что стране уготован бразильский сценарий и не ошибся. Валяясь на больничной кровати и щёлкая пультом головизора, пациент узнал о введении военного положения. Генерал Ермолов подписал указ, согласно которого в стране, на неопределённое время закрывались все общественные заведения с большим скоплением людей. Замки на двери повесили высшие и профессиональные учебные заведения, школы, детские сады и летние лагеря, театры и увеселительные центры. Возле всех магазинов и оптовых баз, торгующих продуктами питания и товарами первой необходимости, появились усиленные армейские патрули, правительство делало всё, чтобы не допустить паники и ажиотажа. Хозяева торговых точек получили предупреждения, что за неоправданный рост цен и организацию дефицита их оправданно поставят к стенке. На всех заводах и фабриках были сформированы специальные вооруженные команды по борьбе с йома.
В двадцать два тридцать, после продолжительного осмотра, наблюдающий меня врач, размахивая руками, охая, ахая и поражаясь сумасшедшей регенерации и зверскому аппетиту, выдал заключение о годности поднадзорного к несению службы. В двадцать три часа я уже трясся в «коробке с мигалкой», несущемся на четвертый вызов за день. Пять часов сна после удачно проведённой операции и нас вновь подняли по тревоге — это был последний нормальный сон за девять дней, четверо последующих суток мы не спали вообще.
Удержать нить событий в бесконечной череде кровавых драк позволили записи в дневнике. Иногда, между вызовами я успевал надиктовать по несколько фраз для истории и потомков.
«Тринадцать тридцать. Вторник. Точно?… Боха, сегодня вторник? Как не знаешь, а кто, по-твоему, должен знать, Пушкин? Надя, вправь своему кавалеру мозги, пока ему их йома не вправили, а то он как его самого звать забудет… С моими мозгами всё в порядке, но я тоже не родственник Александра Сергеевича и не помню, вторник сегодня или где? А ты?… Спасибо на добром слове, я лучше на месте посижу. Злые вы, так и надиктую в дневник. Люди, моя команда — это скопище… Да-да, Люба, добрых и пушистых, настолько добрых и настолько пушистых, что окружающие щёлкают ластами от выпавшей с моих пушистиков шерсти. Аллергия форевер… Эх, чёрт, как всё болит, никогда не думал, что буду ощущать каждую косточку на руках. Это была плохая идея — использовать когти для лазанья по стенам домов. Кто говорит, чтобы я не ныл, мои когти, хочу ною, хочу нет! В другой раз Боха на стену полезет… Нет, чтобы я ещё раз за демонами по стенам гонялся, а с виду такой интеллигентный монстр казался. Люба, если ты ещё раз…, я тебе… Че-е-его? Наклонись ко мне, я тебе на ушко скажу… То-то! А кто говорил, что я добрый? Я самый гадкий, мерзкий и злой гад в этой замухрышной конторе, только попробуйте мне сдохнуть на задании, я вас в бараний рог согну! Всем понятно? Не слышу ответа! … Другое дело! Запомните, не стоит бояться йома, стоит бояться меня!.. Ох-оох, мать моя женщина, как всё болит, если так за каждым бегать, то никаких сил не хватит. Что, опять!? Ну, ёкарный бабай! Где? Конец связи…».