С такой точкой зрения мне трудно согласиться. Действительно, 1930-е — 1950-е годы были очень трудны для Шостаковича. Большинство его работ были запрещены, он был вынужден публично покаяться, а его семья лишилась привилегий. Юрий Любимов говорит, что «в это время Дмитрий Дмитриевич ждал ареста по ночам, дежуря с чемоданчиком на лестничной площадке у лифта".
Но когда Вальс № 2 создавался, эти времена для композитора были уже во многом позади.
Далее. Не согласен я и с тем, что здесь «не его голос». Созданные Шостаковичем песни, среди которых такие шедевры, как «Песня о встречном», «Родина слышит», «Ветер мира колышет знамена побед» — замечательный вклад композитора в советское песенное творчество, весьма для него органичный. «Романс» из «Овода», «Праздничная увертюра», да даже совершенно советские «Песнь о лесах», симфонии № 11 и № 12, конечно, немного компромисс, но компромисс гениальный, такой, за который не стыдно. Ушла содержательная актуальность этих сочинений, а музыка живет, исполняется.
В конце концов, я твердо убежден, что Д. Д. Шостакович не был диссидентом — ни в общественном, ни в музыкальном смысле, и фиги в кармане не держал. Единственное, чего он желал — это чтобы ему дозволяли писать музыку по своему разумению и вдохновению и избавили бы его от невежественной критики и оскорблений.
Что же касается Вальса № 2, то он и у нас, на родине композитора сейчас звучит все чаще.
О Шостаковиче с улыбкой
Рассказывая о Шостаковиче, не могу не вспомнить вот что.
Известно, что Дмитрий Дмитриевич иногда проявлял себя не в полном соответствии своему статусу, об этом рассказывают много. Например, хорошо известно, что он был страстным футбольным болельщиком.
Ходил на игры, помнил многие результаты чемпионата СССР и авторов голов, знал наизусть составы всех команд, вплоть до года рождения каждого игрока. Сам рисовал и аккуратно вел таблицы чемпионатов.
А еще рассказывают, что Шостакович отличался крайней демократичностью: любил иногда выпить с представителями самых простых профессий и поговорить с ними.
И вот однажды, говорят, к нему подошли двое и предложили сообразить на троих. Сели на скамеечку, выпили, закусили. (Если кто не знает или не помнит, на троих складывались по рублю, тютелька в тютельку хватало на бутылку "Московской" и плавленый сырок "Дружба"). Разговаривают. Вскоре между Дмитрием Дмитриевичем и одним из партнеров происходит такой диалог:
— Вот мы уже выпили, закусили, сидим разговариваем. А до сих пор не познакомились. Вот я, например, Саша, сантехник. А это мой друг Коля, работает фрезеровщиком.
— А я Дима, композитор.
— Ну ладно, не хочешь — не говори.
Глава 2. Бородин
О гении и просто хорошем человеке
Каждый год 12 ноября, в день рождения Александра Порфирьевича Бородина, в Музее науки Лиссабонского университета проходит интересное мероприятие, которое, как нельзя лучше, отражает двуединую сущность этого человека. Профессиональные музыканты исполняют сочинения великого русского композитора в химической лаборатории. В это же время студенты и преподаватели университета проводят эксперименты, повторяющие исследования великого русского химика.
Он был не просто выдающимся ученым и великим композитором. Нередко бывает, что гениальная одаренность соединяется со скверным характером или какими-то чертами, которые с трудом переносятся современниками. Бородин был одним из немногих счастливых исключений. Нет ни одного свидетельства людей, знавших его, где присутствует что-либо, кроме восхищения. Его любили все.
Александр Бородин родился в Петербурге 12 ноября 1833 года и был внебрачным сыном князя Луки Гедианова, который вел свой род от царей Имеретинских, и которому в год рождения сына исполнился уже 61. Матерью Александра была 24-летняя солдатская дочь Авдотья Антонова. Александр был записан сыном крепостного слуги князя и, таким образом, стал Бородиным и попал в крепостную зависимость.
Гедианов не хотел афишировать свою связь. Поэтому Бородину было приказано звать мать тетушкой. Но сына князь любил и проявлял заботу о нем. Через некоторое время он дал ему вольную, позаботился о хорошем домашнем воспитании, приставив к нему лучших учителей. А происходило все это в большом доме, который Гедианов подарил матери Александра. Князь и о ней позаботился, вполне в духе того времени — выдал ее замуж за пожилого военного врача.
Александр учился хорошо, он к юности уже знал в совершенстве французский и латынь, проявлял интерес к наукам. К этому времени уже начал интересоваться музыкой — научился играть на фортепиано, флейте, тромбоне и виолончели, пробовал сочинять. Малая часть из этих его произведений сохранилась.