Лампочку трогать, товарищ, не смей!
Если нет денег, хоть совесть имей.
Подействовало.
И наконец, театральная байка, рассказанная мне Лешей. В 80-90-е годы существовала практика приглашения известных столичных актеров для выступления в периферийных театрах в спектаклях по широко репертуарным пьесам. Это не требовало длительного ввода и приносило свои плоды: зритель ломился, а партнеры наслаждались встречей с мастером.
В воронежский театр, где играл Алексей, был приглашен Олег Табаков. Спектакль был по очень популярной тогда пьесе Шукшина «А поутру они проснулись». Всё действие разворачивалось в вытрезвителе. Проснувшиеся поутру протрезвевшие клиенты в ожидании «выписки» рассказывают друг другу истории, как они здесь очутились, и травят разные байки «за жизнь».
Актеры — народ вредный, ревнивый и склонный к приколам и розыгрышам. И они сговорились между собой приколоть столичную звезду. В пьесе есть момент, когда один из клиентов (его играл Табаков) начинает рассказ, но буквально на первых же словах входит старшина милиции, прерывает его и требует на выход. Рассказ так и остается незавершенным.
Табаков начинает. Старшина входит и молчит. Табаков замолкает в ожидании его реплики. А вместо этого один из партнеров говорит: «Ну что замолчал? Рассказывай дальше». И Табаков, ни секунды не колеблясь, продолжил, да так интересно, да с таким юмором, что его и остановить полчаса было невозможно. Зал стонал от смеха.
«Тогда мы все поняли, — рассказывал Алексей, — что такое настоящий мастер, не нам чета».
Авторская редакция
Эту историю рассказал мне мой знакомый, ныне уже покойный, Вячеслав Гринченко. Наверное, вам это имя ничего не говорит. Но в музыкальных кругах он был очень известен — прекрасный бас, между прочим, обладатель высшего в стране звания Народный артист СССР. Он был довольно значительно, на 9 лет, старше меня, поэтому история, которую он мне рассказал, произошла, когда я еще был юным студентом, а Вячеслав — хотя и молодым, но уже довольно известным оперным певцом.
Слава был великолепным Борисом Годуновым в опере Мусоргского. В конце 1960-х или начале 1970-х его услышал в этой партии один дирижер из Англии. В это время в Лондоне задумывали постановку «Бориса», и Гринченко ему очень приглянулся. Скоро он получил официальное приглашение, даже без проб. Но было поставлено одно условие.
Дело в том, что «Борис Годунов» был написан Мусоргским довольно необычно в смысле вокальной интонации, гармонии, оркестровки и т. п. Поэтому его близкий друг, гораздо более сведущий в области музыкальной науки, Римский-Корсаков, уже после его смерти осуществил редакцию оперы: сгладил наиболее острые гармонии, улучшил со своей точки зрения вокальные интонации, убрал на его взгляд лишние сцены — словом, привел оперу к европейскому образцу. На основе его редакции позднее Шостакович и музыковед Ламм осуществили более серьезную редакцию, и именно в этом виде опера шла на отечественных сценах.
Но за рубежом оперу ставили в оригинальном виде (к чему сейчас и у нас пришли — поняли, что все это не несообразности, а глубоко оригинальный авторский стиль). Так вот, Гринченко было поставлено условие: петь в авторской редакции.
Он с ней не был даже знаком. Учить это — все равно, что учить новую оперу. Но, ладно, он не отказывался, но, добывая ноты, узнал, что в СССР редакция Мусоргского не издавалась никогда. Единственный рукописный авторский экземпляр хранился в Публичной библиотеке тогда еще Ленинграда.
Слава ринулся туда, и ему удалось заполучить эту рукопись. Но, видимо, это было как-то не особенно законно, поэтому Гринченко запретили делать ксерокопии, а предложили переписать от руки. И он сидел и переписывал — а что еще делать? Домой, естественно, тоже не давали.
Слава поинтересовался, почему так? И ему рассказали, что наше государство не присоединилось к Международной конвенции по охране авторских прав (произошло это, если не ошибаюсь, лишь в 1974). Приехал какой-то ушлый американец, заполучил ноты, сфотографировал их на мини-фотоаппарат, после чего издал в США под своим копирайтом. И теперь, чтобы их напечатать в СССР, требуется его разрешение и очень большие деньги.
Глава 18. Совсем уж разное