Хорошо, когда человек не выдаёт себя знатоком. Разве воспитанный человек станет говорить об известном ему предмете с видом знатока? Только мужлан делает вид, что ему всё известно. Даже если его знания и вправду приводят собеседника в замешательство, его самодовольный вид всё равно огорчителен. Достоин восхищения знаток немногословный, тот, кто не откроет рта, пока его не спросили.
Каждому нравится заниматься тем, чем ему не положено. Монах упражняется с оружием, воин, притворяясь, что не умеет натянуть лук, гордится своими познаниями в учении Будды, сочиняет цепочки стихов, занимается музыкой. Так-то оно так, но только люди всё равно думают о тех, кто предаётся сторонним занятиям, с презрением — даже если человек не преуспел в своём исконном деле.
Не только монахи, но и люди благородные, придворные и самые высокопоставленные часто увлекаются оружием. Но только для того, чтобы прослыть храбрецом, недостаточно одержать сто побед в ста битвах. Удача на твоей стороне — вот ты и победил. Когда же остался безоружным, когда у тебя кончились стрелы, но ты не сдался врагу и покорно принял смерть — вот тогда твоё имя покроется славой. Пока жив, нечего гордиться своими подвигами. Воинское дело ближе к зверям, чем к людям. Если не родился в военном доме, от игры с оружием проку не жди.
Когда рисунок и надпись на ширме или раздвижных перегородках выполнены дурно, ты огорчаешься не столько за художника, сколько за вкус хозяина. Отсутствие благородного сердца сказывается и на вещах. Не скажу, что всякая твоя вещь должна быть без изъяна. Я имею в виду тот случай, когда стараются обставить дом безупречно, но на самом деле сделано всё так, что глазам больно от безвкусия. Вещи какие-то диковинные, с украшениями многими и ненужными, что производит впечатление суетности. Вещам следует выглядеть старыми и безыскусными, они должны быть недорогими, но добротными.
Люди полагают, что тонкий шёлк не годится для того, чтобы обёртывать свитки — рвётся легко. В ответ на это суждение Тонъа сказал: «Шёлк хорош, когда края истреплются, а свиток — когда с валика перламутр осыпется». Это замечание свидетельствует о превосходном вкусе.
Считают, что неприглядны книги, когда они размера разного, но вот настоятель Кою хорошо сказал: «Тот, кто ставит всё рядком ровным, уважения недостоин. Неровное — лучше».
Во всяком деле так — упорядоченность нехороша. Начал что-то делать, да так и оставил — оно и смотреться будет хорошо, и думать станешь, что жизнь продолжается. Один человек рассказывал мне, что и при строительстве государева дворца обязательно оставляют недоделки. В сочинениях прежних мудрецов пропусков тоже немало.
Ничто не мешало левому министру Сайондзи Кинихира подняться до главного министра, но он сказал: «Ну и зачем это мне? Хватит того, что я левым министром стал». Сказав, ушёл в монахи. Его поступок произвёл большое впечатление на левого министра Фудзивара Санэясу, и он тоже не захотел стать главным министром. Говорят, что вознёсшемуся до небес дракону остаётся только упасть. Полная луна идёт на ущерб, цветение сменяется увяданием. И так во всём: когда идти уже некуда, остаётся лишь умирать.
Когда Фасянь-саньдзан добрался до Индии, случилось ему увидеть веер, сработанный в Китае. Он затосковал по дому, слёг и пожелал отведать китайской еды. Услышав эту историю, один человек заметил: «Тем самым он показал иноземцам, насколько он слаб духом». На что настоятель Кою ответил: «А по-моему, это весьма трогательно». Такое тонкое высказывание редко от монаха услышишь.
Если в человеке нет прямодушия, значит, не может он не быть обманщиком. Впрочем, среди обманщиков случаются и такие люди, которые были прямодушны от рождения. Часто случается так: сам человек не прямодушен, а завидует тем, кто добродетелен и мудр. Отъявленные глупцы, завидя мудрого человека, начинают с ненавистью поносить его: «Ты отказываешься от малых выгод, потому что хочешь выгод великих. И прославиться ты хочешь обманом и лукавством». Сердцу глупца не понять мудреца, вот он и злословит; будучи неспособен от дурости своей избавиться, он не хочет оставить малую выгоду, добытую обманом. Поумнеть хоть на время он не может.