— Кать, спасибо тебе, — говорю я утром, обняв свою подругу. Она варит кофе и загадочно улыбается, а потом протягивает мне листок бумаги, на котором рукой моего Жорика нарисована наша семья: сильный папа, вцепившиеся друг другу в волосы, старший сын и дочка, и он, держащий за руку растрепанное, красномордое чудовище, под которым, кривыми буквами, выведено слово — мама.
— Иди, дверь открывай, они там уже полчаса стоят, ждут. Боятся, что не простишь их, потому не заходят. Запретили будить тебя. Гошка всю ночь по городу колесил, тебя искал, а мы трубку не брали, две клуши. Любят они тебя. Очень любят. Просто не всегда умеют показать эту свою любовь.
— Ну, наконец — то, мать — бубнит сын, когда я распахиваю входную дверь — спишь, как лошадь. Мы замерзли, между прочим.
— Заткнись, Димка, она и так из за тебя ушла — сквозь зубы цедит дочь, примеряясь, как бы половчее вцепится в непослушную шевелюру брата.
— Вот, тебе — неловко сует мне в руки муж букет моих не любимых, вонючих лилий, и отводит глаза. — Поехали домой, а?
— Мамочка, тебе понравился рисунок? — смотрит на меня Жорик чистыми глазенками.
Я люблю их. Умираю от любви. Готова простить все, лишь бы мое сумасшедшее, ненормальное, вечно голодное и недовольное семейство, было рядом. И они меня любят, я знаю. Это видно по тому, как муж заботливо укрывает меня, уснувшую на диване в кухне, одеялом. Как старший сын трогательно носит мне чай, когда я болею. Как дочка моет посуду и тихонько напевает, когда я возвращаюсь с работы уставшая и разбитая. Как маленький сын, ластится, словно котенок. «Ты самая лучшая мама» — говорит он, и сердце мое пускается в пляс. Именно из этих моментов и состоит она — владычица наших сердец — любовь.
Часть 5. Сумка
Сумка стояла в витрине и манила меня блестящей застежкой и нарисованной на фронтоне собакой, похожей на «падлу», как две капли воды. «Зачем я поперлась мимо этого магазина?» — мелькнула расстроенная мысль. Толкнув дверь, я вошла в, пахнущее апельсиновым ароматизатором, нутро торговой точки и уставилась на вожделенную торбу.
— Сколько стоит? — выдохнула я, не в силах отвести взгляд от желаемого.
— Сто пятьдесят евро — вяло улыбнулась разнаряженная в пух и прах продавщица, презрительно разглядывая поношенную болоньевую куртку, заставив меня поежиться. Из магазина я вывалилась в «растрепанных чувствах» и побрела на работу. За сто пятьдесят евро я могла кормить детей неделю.
— Вот — сунула мне под нос ноги, увенчанные длинными, зазубренными, похожими на японские сюррикены ногтями, поеденными грибком, клиентка. — Сделай что — ни будь. А то у меня свидание сегодня, а тут такое.
— Сорок — вякнула я, заломив цену вдвое, и перед глазами встала проклятая сумка. Клиентка затрепетала. Отправив мужа в плаванье, он у нее капитан дальнего плаванья, дамочка пустилась во все тяжкие, что меня несказанно радовало. Она начала ходить ко мне, как на работу, рассказывая о своих похождениях, но при этом, хорошо платя деньгами, заработанными бедолагой мужем, болтающимся в далеких, холодных морях.
— Согласна — решительно тряхнула тугими кудрями клиентка, а я вдруг вспомнила фильм «Тупой, еще тупее», где герою Джимма Керри пилили ногти болгаркой. Вооружившись клещами, я пожалела, что не имею сварочной маски и принялась за работу. Спустя час я получила заслуженную плату, приблизившись к мечте на сорок евро. Вечером, после работы, я специально прошла мимо магазина. Сумка была на месте.
— Я дома — крикнула я в пустоту, войдя домой. Квартира молчала, только слышалось, как где то в ее недрах, шарила в помойном ведре вездесущая «падла».
— Почему так тихо — спросила я у выглянувшей из двери своей комнаты дочки.
— Мышь ловим — шепнула красотка, бодро хрустя козинаком и закатила глаза. — Отдай, всю приманку сожрала — выхватил у нее из рук лакомство любящий братишка, появившийся в прихожей.
— Какую мышь? — икнула я и зашарила глазами в поисках табуретки, на которую собралась заскочить с места с дикими криками. — Серую и толстожопую — хмыкнула Таська, и развела в сторону руки, показывая габариты филейной части серой прохвостки. По всему выходило, что у нас в малогабаритной квартире поселился монстр.
— Мать, давай червонец — голосом Василия Алибабаевича хмыкнул Димка — липкую мышеловку буду покупать, а то эта тварь из обыкновенной вафлю сперла и не попалась.
Вздохнув, я достала червонец, отодвинув покупку желанной сумки на неопределенный срок. Но жить в квартире с толстожопой норушкой, храбрости у меня не хватило. Сынуля выдернул банкноту из моей судорожно сжатой руки, приложив при этом немалые усилия и, сверкнув спиной, ломанулся в магазин, видимо боясь, что я его догоню и отберу деньги обратно. Но страх победил жадность, и ребенку, все же удалось выскочить за дверь, пока я раздумывала.