Брат едет на Северный полюс (как приятно обронить это в разговоре). Беседовал с коллегами:
— Чуваки, мне нужен штатив, я буду снимать северное сияние!
— Нет, чувак, не бери штатив, там не будет северного сияния.
— Но, чуваки, это же Северный полюс!
— Но, чувак, там сейчас полярный день.
Если жить на большой скорости, то возникает обратный к несущимся дням и событиям эффект, ты начинаешь видеть происходящее внутри себя слишком медленным, будто бы всё замирает в невесомости. Производя руками и мозгом множество операций вовне, внутри простое желание, эмоция всплывает со дна и двигается наверх, как капля краски в масляных лампах, из них по дороге можно успеть вылепить что угодно.
Иногда звонит папа и замораживает всю мою беготню, подвешивая в воздухе, с хрустальным ледяным блеском, моих собеседников, мои встречи, дела, официантку со счётом.
Посередине оживлённого уличного перекрёстка, под мелькающими ногами, вывесками, бликами солнца — бомж выравнивает носовой платок для сбора мелочи по сторонам квадрата плитки, он хочет, чтобы всё было аккуратно, упорядочивая хаос, надо с чего-то начинать.
Ввиду новых условий самовосприятия не слишком хорошо ориентируюсь в себе, как в новой сумке, куда с вечера по, конечно, железной логике всё разложено, а утром руки ищут привычные карманы и закутки там, где теперь воздух.
Познакомилась с прекрасным Митей, который может сказать:
— А утром мне позвонил архимандрит Дионисий…
Из дневников Евгения Шварца:
«Стою у вагонного окна и смотрю, смотрю, смотрю и потихоньку ем копчёную колбасу. Мне стыдно есть её на людях без хлеба. Снег, снег, чёрные деревушки. Я ошеломлён несчастной, постыдной своей жизнью и думаю, думаю».
От новой жизни чувство как в только что отъехавшем от вокзала поезде — пока ещё тянутся глухие стены, но скоро, скоро проедем. Или вроде того, что ты лежишь зерном на дне горшка и лезешь головой сквозь землю наружу, или как поршень шприца толкаешь пустоту, чтобы её больше никогда не было. Ты в этой игре выучил ещё не все кнопки и пока твой принц Персии мрёт и мрёт, но скоро совсем забудешь про клавиатуру, и он будет жить вечно.
В общем из меня, как из невиданного никем материала, шьют новое платье короля, я вижу себя пунктиром на миллиметровой бумаге выкройки, и думаю, как та актриса, которая жаловалась другой, что её из всех главных сцен повырезал редактор:
— Главное, Нин, найти себя после монтажа.
Чрезмерно остро воспринимаю все кругом сейчас, чем многих раздражаю. Сама себе кажусь похожей на собаку, которая живет носом вперёд, и никуда его не может деть, даже если уже от него устала. Хочется сесть и заговорить с линзой:
— Ну что, тебе тоже говорят «вечно ты все преувеличиваешь»?
Новый собеседник всё время внутренне рифмует фразы, закольцовывает смысл. Рассказывает про Техас, живо описывает родео — быки, мужчины, женщины, сапоги, лошади:
— И вы знаете, они там все поголовно в шляпах.
Жалуется на короткое лето:
— А то ведь бывает — все три месяца дожди, и лета не дождаться.
Митя рассказывает, как мерялся с парнишкой игровыми приставками:
— И я же вижу, что его приставка серьёзно проигрывает моей!
Ну что она ещё могла делать…
В учебнике по макросъемке встретилось: «иногда вам придётся учиться отбрасывать свет».
Все будут — тень, а вы — свет.
Приезжал Серёжа с псом, очень трогательный:
— Стоять, я сказал, стоять! Я тебе говорю: встань, ты всю божью коровку смял!
После груды серьёзных фото-учебников, инструкций и руководств, от которых делаешься Мальвиной и всё требуешь от себя делать по правилам, а потому, понятно, не делаешь ни шага, нашла наконец нужную книгу.
Глава 6. Как снимать младенцев и делать трогательные портреты мамы и папы.
Всё ерунда, главное застаньте их всех неспящими.
Наверное от того, что я мало теперь говорю с людьми, всё кругом сначала держит театральную паузу, потом заламывает руки и само заговаривает со мной. Приклеиваю фотографию на картон, на снимке берег Темзы, пирс, чайка, туман. Клей никак не схватывает, со злости неловко достаю для пресса с полки собрание сочинений. Один том падает мне на голову. Поднимаю обидчика — Чехов, «Чайка». Взялось, понятно, намертво.
Предлагаю гостю взять конфету в шуршащем фантике, протягиваю, берёт, тут же спрашивает:
— А ты? Ты не хочешь, почистить тебе? Родителя всегда легко узнать.