Наташа моргает глазами. Ей не хочется уходить от меня таким образом, но ей также хочется поболтать с веселым и молодым Цейбой. Она приглашает на бутылку вина в свою комнату и меня.
– А кого тут у вас убили? – начинаю я наводить справки.
– Шакала одного… Мокрушника… Он на местного пахана работал. Но скоро его выгоним. Мы здесь хозяева, а не грузины.
Разговор переходит на афганскую тему. Рассказывает Цейба, который, как оказывается, сам там не был. Рослые абхазцы молчат. Они там были. Поэтому-то и молчат. Все, кто там побывал, предпочитают молчать. Вообще, слишком много людей побывало в этом аду, и оттого им неинтересно слушать рассказы об Афганистане тех, кто там не был.
Мое молчание нравится двум рослым парням. Мы оставляем коротышку с Наташей и идем пить лучшее вино в городе. Так говорят абхазцы. Еще они говорят, что скоро загорится земля.
Мы пьем лучшее вино в городе, едим лучшее мясо с лучшим зеленым луком и лучшими помидорами. Абхазцы оказываются отличными собеседниками. Они все время молчат: Потом они ведут меня к себе домой и опять угощают самым лучшим вином в городе. Я ем фасоль. Она страшно наперчена. Я ем салат из крапивы, чеснока и грецких орехов. Вино булькает в желудке. Эти ребята – отличная охрана. Это природные нукеры. У них инстинктивная тяга охранять кого-либо. Этим пользуется Цейба. Теперь они будут охранять меня. Если потребуется.
Мы договариваемся встретиться завтра, и я ухожу в темноту.
…Днями кружу по городу, моей красавицы Людмилы нигде нет. Вокруг слишком много прекрасных вилл, на любой из которых центром внимания может быть такая длинноногая девушка с таким пухленьким ротиком. Впрочем, рот пухлый и у Наташки.
Когда я днем прихожу в гостиницу, она тотчас приходит ко мне. Она вовсе не предпочла южанина. Выбор сделан в мою пользу. Но мне не до этого. Кроме того, я разорюсь на «гигиенических штучках». Мало того, с ее прытью ей не понять, что я приехал сюда не работать, а отдыхать. Чтобы охладить наши отношения, которые начинают не нравиться мне, спрашиваю о Цейбе. Наташа начинает путано говорить о своих отношениях с ним. Она меняет тему, и из ее разговора я узнаю о похождениях загадочной дамы, которая вовсе б…ь, а вот Наташка не б…ь, она – честная девушка. Чтобы загладить свою вину, Наташа готова на все. Я холоден, как айсберг. Тем не менее, из чувства благодарности и симпатии, она замыкает дверь моей комнаты, а ключ прячет себе в карман. Неожиданно мы слышим голос Цейбы. Он стучит в дверь комнаты Наташи, потом начинает ломиться к нам.
– Ты здесь, я знаю, открой! – орет ревнивый молодой человек. – Открывай, иначе я выломаю дверь!
– Открывай, сама виновата… – говорю я. Наташа открывает дверь. Влетает разъяренный Цейба.
– Ты! – бросается он ко мне. – Ты зачем ее уводишь к себе? Это моя девушка!..
– Знаешь, Цейба… Мне это надоело, – и я ради хохмы делаю шаг в сторону коротышки. Нукеров с ним нет. Да и теперь они не его, а мои нукеры… Цейба хватает Наташу за руку, силой уводит из комнаты. И слава Богу.
Я выхожу в город и решаю хоть один раз сходить на пляж. Мне неприятно здесь отдыхать, ежеминутно озираться, ожидать мести от неизвестных мне врагов. Но я все еще не теряю надежды найти Людмилу, вернуть интересный и опасный груз.
– Парень, как тебя зовут? – однажды слышу на улице. Оглядываюсь – и вижу Фарида. Наконец-то хоть одно знакомое лицо! Ты поможешь мне, Фарид!
Вместе с ним мы были в учебке в Ферудахе. Он не пошел служить в Афганистан. Ему нельзя убивать мусульман, потому что он сам был мусульманином. Я подмигиваю Фариду и называю свое имя по легенде. Он тоже заговорщицки мне подмигивает и тихонько спрашивает: – Ты на задании?
– Нет, на отдыхе, но мне нужно убежище. Мы идем пить лучшее вино в городе, есть лучшее мясо с лучшим зеленым луком и лучшими помидорами. Если учесть, что все это находится в совершенно другом ресторанчике, то у каждого горожанина свое самое лучшее! С этим нельзя спорить, с этим следует считаться.
Мой приятель рассказывает очень интересные вещи. По большому секрету. Оказывается, его угораздило… в Анголу. Там ему пришлось пройти через огонь, воду и медные трубы. Фарид повествует мне о своих приключениях под жарким небом Африки. Думаю, что он рассказывает сказки. В каждой разновидности сказки, а также и приключенческой истории, есть нечто поэтичное.
Об этом свидетельствует природа тайны: интенсивность, сложность схватывания сути из-за ее сжатости, видимость неразделимости, особая образность, заигрывание с абсурдом, фиктивный характер. Очень не хотелось верить, что можно проявлять по отношению к людям, даже и к африканцам, такую жестокость. Однако Фарид всякий раз подтверждает свои россказни демонстрацией шрамов. Особенно ужасны шрамы, полученные Фаридом после того, как он побывал в пасти акулы-людоеда. А подзалетели по дурочке. Решили искупаться в Атлантическом океане в том месте, где река выносит в океанический простор свои воды. Вместе с водой река выносила, разумеется, и трупы людей. Слишком много трупов, чтобы не привлечь внимания акул. Кровожадный и безмозглый морской хищник откусил ногу товарищу Фарида, схватил его самого поперек туловища. Фарид нащупал акульи глаза и что есть силы надавил на них. Хищная рыба выплюнула человека, изранив бока острыми как бритва зубами.
– Здесь то, в Черном море, акул не следует опасаться? – спрашиваю я.
– Боюсь, что следует, – загадочно отвечает Фарид, потом поясняет: – Только этих акул мы называем грузинами.
Целыми днями мы плаваем на катере Фарида. Это небольшое, но с мощным мотором плавсредство. Управлять им просто.
Берег мелькает вдали. Голубые брызги радуют меня, но Фарид не расположен к веселью. У него масса проблем, о которых он пока предпочитает молчать.
Когда вечером он причаливает к мосткам, и мы уходим, оставляя мотор на катере, я спрашиваю:
– А мотор ты не будешь снимать?
– Пусть кто-нибудь тронет мотор Фарида. Потом он об этом пожалеет.
Я ночую у Фарида на прекрасной вилле. Пока я воевал, он заработал на такую виллу. Он показывает мне старинный абхазский пояс с серебряными бляхами. Дает полистать изданную в прошлом столетии первую абхазскую грамматику.
– Зачем нам грузины? – спрашивает он у меня. Я только пожимаю плечами. – Они привыкли командовать. Зачем они здесь, в Абхазии? Здесь ведь не Грузия. Понимаешь?
Что у него на уме, у этого Фарида? Теперь я немного начинаю понимать смысл выражения «загорится земля». Неужели и мне придется участвовать в этом? Не пора ли улепетывать отсюда? Я спокойно половлю карасей в пруду – в средней полосе. Мне не надо загорать, я и так загорел в Афгане на всю жизнь. Кроме того, если начнется что-нибудь серьезное, меня тут же отзовет командование.
На следующий день Фарид пришел и сказал:
– Помоги провернуть одно дельце. Всего раз!
Я не стал спрашивать, какое именно. На «жигуленке» мы проехали к морю. В пустынном месте остановились. Фарид стал ждать. Невдалеке появился автомобиль. Из него вышли четверо человек.
– Дело немножко осложняется. Я надеюсь, ты умеешь держать в руках оружие? – Фарид улыбается. Впервые он улыбается, и то только потому, что речь идет об оружии.
– Приходилось… – скромно говорю я. Фарид достает из машины охотничье ружье и пистолет «ТТ».
– За неимением ничего лучшего… Пока оружие спрячем. У нас неравные силы. Их четверо, нас двое.
Их вообще в Абхазии больше, но скоро не станет вообще. Нас, абхазцев, свыше восьмидесяти тысяч, а грузин за двести, но эта наша земля. Мы выстояли в пору татаро-монгольского нашествия, отбились от зависимости Турции. Неужели мы не отобьемся от грузин? Юра, скажи, отобьемся… Я предпочел промолчать.
– Если ты поможешь, то отобьемся… – решает за меня Фарид. – Ты же видишь, что они в Осетии творят? Им только подчинись…
– Да и ваши кавказские братья помогут… – как-то вяло говорю я.
– Весь Кавказ вспыхнет, как только мы начнем. Кабардинцы, черкесы, абазины, адыгейцы, убыхи… – глаза у моего приятеля нехорошие. Впрочем, его дело. Это его земля, это его дело. А я, получается, помощник. Наемник по приятельской линии.