– Ты же знаешь, Юрий, я взяток не беру. Иногда мне платили за услуги… Это законный гонорар, – бывший следователь перестает смеяться и начинает оправдываться.
– Ничего, Федя, сработаемся. С «босняков» взятки гладки, – размазывая слезы по глазам, говорю я.
Андрия Зеренкович понимает, что волею случая мы оказываемся знакомыми. Обстоятельства облегчают ему Процесс объяснения правил службы. Этим займусь я.
Когда он уходит, Чегодаев обижается на Зеренковича:
– И чего им надо? Я выбил десятью патронами девяносто девять очков. Почему меня определили в группу поддержки? Ведь я неплохо отстрелялся, а?
– Даже если бы ты выбил все сто, ты пошел бы напарником, – отвечаю я. – Тебе нужно привыкнуть, осмотреться. Слушай, ты не хочешь искупаться?
– Так осень же, холодно.
– Здесь есть одно чудесное озеро, до него километра четыре. Туда, за наши позиции. Оно в котловине, ветра нет, вода прогревается до теплоты парного молока, – соблазняю я Чегодаева. – Бросай вещи в мою клетушку, после разберемся…
– Оружие брать?
– А то как же. Ну, расскажи, что там делается в первопрестольной? У тебя такой довольный вид, словно ты вырвался из ада.
– С чего ты взял?.. – Чегодаев хмурится, у него явно что-то не в порядке.
– Да на лице, говорю же, написано…
– На лице написано, что мне жить не хочется. Ты знаешь, почему я здесь? Вот, то-то. Беркутова убили!
– Убили! – восклицаю я.
– И за границу уезжал, а все равно его выследили и кончили.
– Кто? – мое любопытство возрастает.
– Как это кто? Палач!
Федор умолкает. Пока мы идем, воспоминания захлестывают меня. Начиная с того дня, когда я уехал из Абхазии и вплоть до того момента, когда появился Палач, и я познакомился с Беркутовым.
…Я тогда по совету Алексея, своего старого приятеля и сослуживца, пошел на службу в ОМОН. Нужна была хоть какая-то работа после развала нашей спецслужбы. Там меня и свели с Федором Чегодаевым. Помнится, привычно бросаю в рот согнутую пополам пластинку жвачки и в упор смотрю на нового напарника. Делаю этот жест, чтобы вызвать к себе приступ антипатии. Зачем мне это нужно, не понимаю сам, но соображаю, что самодовольный вид жующего жвачку верзилы, то есть меня, выведет из себя хоть носорога, а не только немолодого оперативника, каким казался Чегодаев. Мы познакомились полчаса назад, и произошло это следующим образом.
– Язубец! – меня окликают. – Зайдите ко мне. В закутке, где с трудом умещается стол моего начальника, на стуле рядом с дверью сидит невысокий широкоплечий немолодой человек.
– Познакомься, Юрий! Это твой новый напарник, Федор Чегодаев. Служил в КГБ.
Помнится, я тогда поморщился и первым не протянул руку: кто любит новых людей, которые значительно старше тебя, служили раньше в КГБ, и, того и гляди, тебя подставят?
– Язубец, Юрий, – пришлось представляться. Спрашиваю дальше: – Надеюсь, ты не такой зануда, как мой бывший напарник?
– Можешь не сомневаться, – улыбается Федор и пожимает мою руку. Рукопожатие сильное, чувствуется, что человек, с которым мне придется работать, не слабак.
– Ну, вот и познакомились, отлично! Федор попросил прикрепить его к лучшему работнику нашего спецподразделения. И я выбрал тебя, Язубец, – говорит мой начальник.
Я криво улыбаюсь.
– А что, – продолжает начальник, – ты парень опытный, в самом расцвете сил. Правда, в милиции недавно, но это ничего… Хорошо, когда такие ребята идут в милицию, а не туда, к ним… Правда?
– Ты действительно сам напросился ко мне? – спрашиваю Федора уже в машине.
– Да. Попросился к лучшему. Начинать надо с лучшими, тогда и сам будешь неплохим, – отвечает Чегодаев. У него удивительно красная кожа на лице. Кожа здоровяка, который никогда не курил, пьет только кефир, каждое утро делает десятикилометровую пробежку, но количество извилин у таких субъектов, как правило, оставляет желать лучшего.
– Ну-ну…
«Только этого не хватало – учить других», – на меня накатило раздражение, хотя глубоко внутри я чувствовал, что мнение новичка мне льстит. Я уже успел узнать кое-что об этом человеке. То, что он когда-то служил в армии, – это безусловно, плюс. По крайней мере, у него есть хоть понятие о дисциплине. Во всяком случае, это лучше, чем приход в милицию со студенческой скамьи, или того похлеще, со школьной парты. Но то, что он пришел сразу после службы в КГБ – это очень, очень плохо. Большой минус. А если он еще и зануда… Я вздохнул – ладно, работать нужно с теми, кто есть, а не с теми, кого воображаешь.
Первое задание, на котором пришлось увидеть Федора в работе, последовало в тот же день. Очередной придурок, обкурившись или нанюхавшись дезодоранта, захватил заложников в библиотеке, и наша машина быстренько примчалась к месту происшествия. Федор выругался и сказал:
– Срань господня, сколько этих сумасшедших развелось в Москве! Сколько их на Арбате стоит! Взять бы да танком шурануть их всех оттуда…
Он думал, что я каким-то образом отреагирую на эту фразу, но я молчал.
– Пошли, – сказал я, и мы выскочили из машины, на ходу вытаскивая пистолеты. – Держись за мной и не подставляйся!
Федор чуть заметно улыбнулся: – Ладно, папка.
Меня всего передернуло: ведь я всего лет на шесть моложе. Что заставило его пойти в ОМОН? Ну и что, если он служил в спецуправлении КГБ, своим телом заслонял Горбатого от дробовиков? Ладно, посмотрим, как он проявит себя не в разговорах, а на деле.
Он тоже достал свою «пушку», и я заметил, что Федор тайком поцеловал оружие.
«Смотри-ка, он уже заимел свои нервные выходки… Псих… Патология какая-то!» – подумал я, взбегая по ступеням к тяжелой резной двери с огромными ручками.
…Мы ворвались в холл, держа свои «пушки» стволами вверх и вертя головами по сторонам.
– Наверх! – коротко скомандовал я, а сам побежал осматривать первый этаж. В читальном зале я сразу же наткнулся на труп девушки. Она лежала на спине, неловко заломив руки, а во лбу ее чернела аккуратная дырочка. «Это „наган“, – отметил я и побежал в следующее помещение.
Здоровенный тип с лицом дебила, увидев меня, мгновенно загородился молоденькой библиотекаршей, приставив ей к виску вороненый ствол «нагана».
– Отпусти заложницу и брось «пушку»! – я застыл в классической для таких случаев позе – чуть согнутые ноги на ширине плеч, пистолет в вытянутых вперед руках.
– Проклятый мент! – завопил псих. – Ты хочешь меня убить! Все хотят меня убить! Ну так я сам всех убью! Брось «пушку», брось, или я убью ее.
Револьвер в его руках ходил ходуном. Сколько в одной только Москве психов? «Убьет!» – понял я.
– Ладно, я кладу свою «пушку», только успокойся! Видишь, кладу, – я осторожно положил на пол свой пистолет.
– Отпихни в сторону!
– Отпихиваю.
Я двинул ногой, и мой пистолет скользнул по полу и «уехал» под стеллаж. Ах, черт!
– Теперь ты мой заложник! Иди сюда и ложись рядом на пол мордой вниз!
– Хорошо, хорошо… – я сделал осторожный шаг в сторону, прикидывая, что он может предпринять в этой ситуации. Пожалуй, если подойти поближе, то можно… И в это время позади раздался крик:
– Руки вверх! Милиция!
Дьявол! Я обернулся. В дверях стоял в классической позе Федор Чегодаев. Ствол его пистолета был направлен на психа, загородившегося девушкой. Господи, да его же нельзя злить, он в любой момент может пристрелить девчонку!
– Урод! Легавый урод! – с губ сумасшедшего слетала пена, но он едва выглядывал из-за девушки. – Ей крышка, ты понял? Теперь ей просто крышка! Я вышибу ей мозги! Я всем вышибу мозги! Брось «пушку», говнюк!
Неожиданно для меня Чегодаев улыбнулся и воскликнул:
– Прямо как в кино! Маньяк взял заложницу, грозит расправиться с ней, и полицейский бросает пистолет. Ты что, видиков насмотрелся?
– Брось «пушку», я считаю до…
– Это не кино, – жестко сказал Чегодаев.
• Грохнул выстрел, голова сумасшедшего дернулась. Стена за его спиной окрасилась кровью и мозгами, псих рухнул на пол. Рядом бессильно осела на пол спасенная заложница и зарыдала.
Секунду я молчал, застыв с открытым ртом, потом заорал на Федора: