Вот, мне кажется, почему серьезный и благоразумный охотник не поднимет ружья на кулика-сороку, долговязого ходулочника и тем более — чайку и крачку. Хоть куликов и едят, но это не настоящая дичь ни для охотника-промысловика, ни для спортсмена. Стоит ли вообще стрелять всяких там «чибисов», крикливых и беспокойных пернатых, встречающих и провожающих вас иной раз во время весенней охоты или прогулки летом! Надоедливые, но, безусловно, полезные для охотника птицы.
НЕМНОГО О НАШИХ КУНИЦАХ
Попробуйте расспросить кого-нибудь о соболе или кунице. Я убежден, что большинство лишь в самых общих чертах расскажет вам, как выглядят эти животные, где они обитают. Но зато каждый постарается в ярких красках описать, как красив, легок и ценен мех соболя и куницы.
И действительно, мех этих животных исключительно красив. А возьмите, например, темную шкурку соболя, встряхните ее и, подняв на уровень глаз, взгляните на свет в том направлении, как «ежит волос. Вся шкурка так и засияет чудным голубоватым отливом. Но не только ценным мехом замечательны эти животные. Кто хоть один раз видел их на свободе, никогда не забудет своеобразной грации, присущей этим маленьким, но смелым и энергичным хищникам. Мне лично привелось встретиться с различными рядами куниц всего лишь несколько раз в жизни. Однако каждая встреча была чем-нибудь да замечательна и глубоко врезалась в память. Кроме того, несколько раз куницы жили у меня дома, и я смог познакомиться с их нравом и повадками достаточно близко.
В этом рассказе я и хочу поделиться теми впечатлениями, которые живо сохранились у меня после встреч со зверьками на воле и при более близком знакомстве дома.
Мне было лет пятнадцать, когда я впервые столкнулся с соболем в естественной обстановке. В том году наша семья на все лето поселились в небольшом селении, расположенном в 70 километрах от Иркутска. Живописные окрестности, обширный парк делали его в летнее время привлекательным уголком. Чтобы подышать свежим воздухом, сюда съезжались жители не только Иркутска, но и далекой столицы. Разбитый на берегу реки парк был излюбленным местом, где встречались и проводили время отдыхающие.
Уже тогда моя жизнь протекала не совсем обычно, не так, как у моих сверстников. Конечно, и я заглядывал в парк, но при первом удобном случае я натягивал на ноги охотничьи сапоги, брал ружье и отправлялся в далекую экскурсию по лесу. Не сиделось мне в «дачном местечке». Неудержимо тянуло к природе, в лесную глушь. Леса подступали к поселку со всех сторон.
— Поедем, парень, поле городить, — сказал мне однажды хозяин дома, где мы жили. — Говорят, посев мой козы да олени здорово потоптали, так вот огородить его надо.
Конечно, я согласился и, захватив винтовку с достаточным количеством патронов, к вечеру того же дня был готов к выезду.
Ранним утром, уложив в телегу провизию и теплые вещи, мы выехали из поселка, углубились в лес и едва приметной дорогой направились к югу. Скучным мне показался этот переезд к Боровому озеру, близ которого был расположен посев хозяина. Хотелось как можно скорее попасть на место, мы же едва двигались по плохой дороге. Колеса то вязли в болотистой почве, то выбирались на твердый грунт, и тогда телега подскакивала на выступивших корнях деревьев, скрипела, раскачиваясь из стороны в сторону. Этот монотонный скрип и редкое понукание лошади были чуть ли не единственными звуками. Кругом неприветливо молчал болотистый хвойный лес, сурово молчал и мой хозяин.
— Дедушка, у Борового, куда мы едем, дичи много встречается? — стараясь втянуть спутника в беседу и скоротать время спросил я.
— Сам увидишь, — сухо ответил тот, явно показывая, что дичь его не интересует.
— Дедушка, а почему вы так далеко хлеб посеяли? — помолчав немного, вновь задал я вопрос. — Неужели ближе нельзя было?
— Значит, нельзя, — чуть ли не огрызнулся старик и стегнув кнутом лошадь, вновь погрузился в молчание. Разговор не клеился.
«Вот молчит этот угрюмый лес, — думал я, — молчит суровая природа Сибири, и человек, проживший среди нее много лет, стал таким необщительным и молчаливым. О чем думает мой спутник, когда глядит по сторонам в лесную чащу?» И в памяти одна за другой воскресают иные картины и образы. Вот веселый уголок нашего юга. В ярком голубом небе, как бы тая, плывут жемчужные облачка, отражаясь в неподвижной воде ставка, весело шумит лиственный лес, поют птицы. Сколько тепла, солнца, приветливые, веселые лица, безмятежный смех и звучная песня.
Километрах в двадцати от поселка, на северном берегу озера Борового, среди обширной вырубки стояла лесная сторожка; в ней безвыездно жила маленькая сморщенная старушка. В тот день я впервые познакомился с ней, а позднее, когда Боровое озеро и расположенная поблизости от него Черная речка стали излюбленным местом моих охот, я частенько останавливался здесь, чтобы переночевать и напиться чаю. Вечерами, когда солнце скрывалось за зубчатой стеной хвойного леса и как-то сразу становилось сыро и неуютно, я перебирался в просторную комнату, где было тепло и царил полумрак. Вот хозяйка зажигает большую керосиновую лампу, ставит на стол кипящий самовар, и в избе становится еще уютнее. За чаем она рассказывает о своем немудреном житье-бытье вдали от людей, на небольшой вырубке.
— Летом ничего, — говорит она, — скучать некогда. На телегах приедут за грибами, за ягодами — места в избе не хватает. Одних провожу, глядь — уже другие гости пожаловали. Так лето и идет незаметно. Вот зимой, правда, скучно. Занесет избу и все дороги снегом, сижу одна, не чаю, когда из деревни навестит кто. Ночи долгие. Другой раз к самому окну подойдут дикие козы и стоят рядом на свету, по сторонам смотрят. Это значит, их волки загоняли — вот они и ищут у меня спасения.
Что-то жуткое было в рассказе хозяйки. Я представлял себе, как робкие, беззащитные звери, потеряв надежду спастись бегством, жмутся к освещенному окну сторожки и глядят большими испуганными глазами в темноту ночи. А за сугробами, совсем близко — серые хищники, сама смерть.
На этот раз мы не задержались в сторожке.
— Полина! — крикнул старик, останавливая лошадь у изгороди и роясь в телеге. — Дочка тебе передать велела, — подал он Л небольшой узелок.
— Да вы в избу зайдите, чайку выпейте, — начала было старушка. Но мой спутник дернул вожжами, и лошадь рванулась с места.
— В другой раз, — не то ей, не то на свои невеселые мысли проворчал старик, удобнее усаживаясь в телеге.
Четыре дня, обгораживая поле, прожили мы у Борового озера: рубили молодые сосны, очищали стволы от сучьев, перетаскивали их к полю и укрепляли между вбитыми в землю кольями. Напряженная работа не позволяла мне вырваться на охоту, и ружье лежало без толку. Лишь в вечерние сумерки, когда молчаливый лес наполнялся мощным рявканьем «диких козлов», я брал в руки винтовку и до полной темноты пытался подойти к кричащему зверю. Надо сказать, что в то время я мечтал застрелить рогатого самца косули, чтобы из головы животного изготовить чучело. Но чуткие животные всегда своевременно замечали меня, и осуществить свое желание мне не удавалось.
В одно прекрасное утро, когда я был поглощен работой, вдруг неподалеку от поля раздалось громкое рявканье. Я обернулся и увидел косулю. Высоко подняв украшенную рогами голову, она не спеша, шла мимо нашего лагеря. Из моих рук выпал топор, я лег на землю и поспешно пополз к телеге, где лежала винтовка. Но на обычном месте ее не оказалось. Трясущимися руками я перерывал в телеге наши пожитки — среди них винтовки не было. «Куда она могла задеваться?» — ломал я голову, соображая, что непоправимо теряю минуты. А тем временем «козел», не ускоряя шагу, прошел мимо деда и скрылся за первыми стволами сосен.
— Дедушка, да куда же винтовка исчезла? — взмолился я и тут же увидел ее на сучке дерева, где я стоял, когда «козел»
— Дедушка, да куда же винтовка исчезла? — взмолился я и тут же увидел ее на сучке дерева, где я стоял, когда «козел» появился на краю поля. Чтобы выстрелить, мне незачем было ползти к телеге, стоило только протянуть руку