На основании полученного опыта я могу сказать, что внедрение научной разработки возможно только при стечении трех обстоятельств:
— прекрасное знание процесса «внедряльщиком»;
— удачливость создателей процесса (то, что в студенческие годы мы называли «прухой»);
— огромная трудоспособность разработчика процесса, творящего по принципу «все ради достижения цели».
При разработке и внедрении нашего детища эти «три звезды» сошлись, и в 1974 году цех получения изопрена на КЗСК перевели на эксплуатацию нового катализатора. Был получен большой экономический, а также экологический эффект, хотя понятие «экология» тогда лишь входило в обиход.
Я хочу рассказать три истории, произошедшие во время внедрения катализатора КФ-70. Это может оказаться полезным для разработчиков новых технологий.
Если приготовление первых двух партий катализатора проходило под нашим неусыпным контролем, то третью завод выпускал уже самостоятельно. Сначала все шло хорошо, но вдруг в институт пришла тревожная телеграмма (электронной почты тогда даже в сказках не существовало): «Качество получаемого по вашей прописи катализатора не отвечает техническим условиям. Срочно просим командировать вашего представителя на завод для исправления создавшейся ситуации». И полетел представитель института, то есть я, на завод в тот же вечер.
Я целый день просидел в лаборатории. Катализатор действительно был плохим. На следующее утро я облазил четырехэтажную установку для получения катализатора раз двадцать; просмотрел все журналы операторов, где регистрировались режимные параметры процесса синтеза, — ничего. При этом наши рекомендации безукоризненно выполнялись.
В полном изнеможении я добрался до девушек-операторов:
— Девчонки, напоите чаем и дайте хоть кусочек хлеба, а то с утра маковой росинки во рту не было.
С умилением глядя на появляющуюся на столе скатерть-самобранку, да не простую, а даже с домашними пирогами, я вытянул не гудящие, а звенящие от усталости ноги, которые вдруг наткнулись на лежавший под столом мешок, заполненный белым порошком.
— Девчонки, что вы за склад под столом устроили? — скорее промычал, чем спросил, я, так как рот был набит вкусным пирогом.
— Осадок у нас получился в емкости, когда мы растворяли диаммонийфосфат, — ответила мне старшая аппаратчица Нина.
Чуть не подавившись произведением кулинарного искусства, я быстро заговорил:
— Подождите-подождите! Диаммонийфосфат при такой температуре практически неограниченно растворим в воде. Кроме того, в регламент я заложил возможность использования только пищевого диаммонийфосфата. Уж он-то всяко при растворении в воде не дает осадка.
— А у нас вот образовался осадок, — настаивала на своем Нина.
Усталость, голод и желание выпить стакан крепкого чая прошли мгновенно. Через полчаса с мешком неизвестного осадка я находился в центральной заводской лаборатории. Еще через час у меня на руках был результат анализа. Как выяснилось, осадок содержал небольшое количество примеси, которая могла «отравить» катализатор. Параллельно в отделе снабжения завода мне удалось выяснить, что для приготовляемой партии катализатора закупили диаммонийфосфат не у Куйбышевского химзавода, как обычно, а у другого поставщика. Дальнейшее было делом техники.
На следующий день я поставил в заводской лаборатории опыт по получению нового катализатора с добавлением, кажется, 0,1 % найденного мной осадка. Испытания этого катализатора показали непригодность контакта для нормальной эксплуатации, и стало ясно, что даже мизерные количества примеси отравляют фосфат кальция, используемый для получения изопрена. Через два дня главный инженер завода добыл на Куйбышевском химзаводе новую партию диаммонийфосфата, и мы снова начали получать катализатор с нормальными показателями эксплуатации. Руководство завода искренне поблагодарило меня за хорошо сделанную работу. Чувствуя себя героем, я полетел домой.