На как-то ненавязчиво и вполне гармонично встроенной в не самый современный антураж большой ТВ-панели шли какие-то бизнес-новости на немецком. Михаил Иванович в это время говорил с кем-то по телефону, настоящему, старинному, где трубку с витым проводом потом кладут на две железных рогульки. Я расслышал только «морген» и «гольт». Если ничего не перепуталось в голове со школьных лет чудесных, то «морген» — это «утро» или «завтра». Утро давно прошло, значит, завтра что-то должно случиться с золотом, и в деле немцы. В тайгу тут же захотелось ещё сильнее, чем Ане.
Второв рассмеялся, видимо, над шуткой собеседника и попрощался по-дружески: «Ну да, Гюнтер, счастливо!». Последнее слово я помнил, меня за него нещадно ругала наша учительница, Марлен Карловна с простой немецкой фамилией Иванова. Трогательно-романтичная история любви советского военнослужащего и студентки из Дрездена, покинувшей из-за искренних чувств родную сторонку, передавалась школьниками не один десяток лет. Так вот я слово «пока» или «счастливо» произносил как фамилию двоих неуловимых мстителей — Щусь. В правильном произношении фрау Ивановой оно больше походило на «Тшус». Писалось же и вовсе отвратительно:Tschuss. Поди пойми этих колбасников. Но Второв явно таких проблем не испытывал. Я попробовал было определить диалект и акцент, но ни разу не преуспел. Надо было лучше в школе учиться.
— Дима, привет! Проходи, садись. Как разместились? — мощный старик лучился радушием и искренней заботой. У меня почему-то стало кисло во рту, да так, что чуть щеку не свело.
— Здравствуйте, Михаил Иванович! Спасибо, всё благополучно. Дом у вас просто потрясающий, — и снова ни слова неправды.
— А, пустое, — с видимой досадой отмахнулся он. — Вот у меня в Андалуссии дом так дом, всё на месте, всё по делу. Как-нибудь слетаем непременно. А это — как деловой костюм, только значительно больше и дороже. Помесь шубы с пиджаком.
— Меньше жилплощадь иметь статус не позволяет? — заинтересовался я.
— Именно. Положение обязывает, Дима. Поэтому с партнерами я не могу встречаться и беседовать в отелях и ресторанах, если они ниже определенного количества звёзд. И дом не может быть другим, — согласно кивнул он. Да, беда, конечно. Такую домину поди обслужи. Тут убраться, поди, роту надо загонять. С техникой.
— Но иногда бывают и исключения из правил. Редко, правда. Вот сегодня, например, повезло. Нариман не отказал мне в просьбе встретиться, скажем так, на нейтральной полосе.
Я насторожился. Просьбу о встрече Мурадову по моему плану должен был передать Дымов. Но, видимо, план снова в какой-то момент пошёл по схеме.
— Я помню наш разговор перед твоим вылетом в тайгу, — начал Михаил Иванович, откинувшись на спинку кресла. А я наоборот подался чуть вперёд. — Ты объяснил свои опасения, вполне обоснованные и крайне образные. Металлоискатель в чулане — это красиво, честное слово.
Да, я не придумал ничего лучше, чем снова сказать правду. И пока мы сидели за столиком в торговом центре, с подземной парковки которого один за другим выруливали одинаковые микроавтобусы, вгоняя в панику лезгинов, позвонил Второву. И напомнил про ларчик. Ну и про всю ситуацию в целом тоже поговорили.
— Видишь ли, Дима, положение обязывает ко многому. Очень ко многому. Но всегда остается выбор. И его человек делает сам. Может оглядываться на общественное мнение, на религию, на собственные убеждения или фобии с комплексами — у кого что. Может и не оглядываться. Твои поступки, кстати, почти всех моих аналитиков вгоняют в ступор и тоску, они не могут их предугадать. Ты слабо поддаёшься математике, — с улыбкой сказал он.
— Да, мне все математички ещё со средней школы говорили именно это, правда, менее корректно, — отреагировал я.
— Строго говоря, такая труднопредсказуемая переменная в расчётах — большой риск. Все они в этом сходятся, — улыбка сошла с лица мощного старика. На моём она не появлялась после того, как я вежливо поздоровался при входе в кабинет.