— Но не всё в мире можно проверить алгеброй, как сказал классик. Ты ни разу не покривил душой, говоря со мной. Ты не крутишь и не виляешь, Дима. Позволь, я отвечу тебе тем же.
«Всего доброго, господа» — печально проговорил внутренний фаталист. Скептик что-то шептал, кажется, молитву. Реалист молчал. Я тоже. Подумалось о том, что медведи, кабаны и волки — это, конечно, круто, но, увы, неактуально. Против стоящего за спиной Фёдора Михайловича я — всё равно что плотник супротив столяра, как говорил один пьющий дед.
— Как ты, наверное, мог догадаться, я вполне могу себе позволить достигать результатов, не особенно считаясь с условностями. Я могу заставлять и принуждать людей делать то, что мне необходимо, — глаза и голос Второва приняли те самые обсидиановые оттенок и тон. Фаталист начал озираться, почему-то в поисках плахи. Видимо, хотел положить куда-то повинную голову.
— Могу, Дима. Но не хочу. И если есть хоть какой-то шанс побудить человека сделать то, что мне требуется, без насилия — я выберу именно его. Считай это житейской мудростью. Или старческой блажью, но тогда никому не рассказывай, — и он улыбнулся. Я пока не стал.
— Именно поэтому я говорю тебе чистую правду сейчас. Сажать тебя под замок в любую клетку, что золотую, что зиндан, я не буду. Волки, говорят, очень отрицательно относятся к ограничению свободы. А ты становишься всё больше похож на предков. Помнишь, Федь, как он тебя чуть за руку не тяпнул тогда, на яхте?
— Такое разве забудешь, Михаил Иванович? Еле удержал его тогда — быстрый, чёрт, — ответил умница за спиной. Я не оборачивался. И смеяться над этой практически семейной шуткой по-прежнему не спешил.
— Мы и с Сашей на твой счёт беседовали, — продолжал тем временем старик. При упоминании товарища Директора мне стало ещё кислее, хотя и так уже аж печь во рту начинало. Но шумно сглатывать кислую слюну я тоже не спешил. Сидел и слушал.
— И решили, что чем один раз тебя заставить, а потом искать по всему глобусу, лучше всё-таки договориться. Поверь, объяснить это Сашке было затруднительно, но, хвала Богам, удалось.
Вот тут я не удержал покер фэйса. И дело было не в страшном директоре страшного фонда, а в том, с какой лёгкостью и привычностью Второв произнёс не самую популярную присказку про Богов. Именно во множественном числе, а не в единственном, как процентов девяносто восемь из тех, с кем я общался.
— И мы решили, что будем предлагать тебе участие в наших поездках, а не тащить тебя на них на верёвке. Сундуки Андрея Старицкого были крайне удачным доводом в споре. Если бы не твои таланты — они по-прежнему лежали бы в Тверской земле, а не у Сашиных экспертов. А что до фразы про Богов — не ты один историей рода увлекаешься. История, Дима, вообще вещь очень интересная. Знакомо ли тебе, к примеру, такое имя, как Гостомысл? — он смотрел на меня без угрозы, без вызова. Мощный старик, казалось, на самом деле просто интересовался — знал ли я сказочного персонажа.
— По непроверенным источникам — князь Новгородский. Данных очень мало по нему навскидку могу вспомнить, но одно то, что эти три сапожника, Байер, Мюллер и Шлётцер, сильно сомневались в его существовании, говорит в его пользу, — подумав, ответил я.
— Ловко ты прокатил колбасников, — он даже прихлопнул ладонями по столу, — сапожники и есть. На портреты их глянешь — сразу ясно, прохвосты, притом пьющие. А Гостомысл существовал. Если доведётся — мы с тобой сможем это доказать. Много загадок хранит землица-матушка. Мало кто спросить правильно может. Ещё меньше тех, кому она отвечает. А чтоб несколько раз кряду — такой ты, Дима, один. Поверь, мы с Сашей проверяли. Я предлагаю дружбу, Дима. Можешь верить, можешь сомневаться — дело твоё. Я бы, пожалуй, не поверил.
Вот и оно, предложение от которого не отказываются. Добегался по горам с лесами, доплясался. Но, откровенно говоря, могло быть гораздо, гораздо хуже. Настолько, что и думать не хотелось.
— Михаил Иванович, разрешите один вопрос? Надеюсь, он не покажется Вам бестактным, — я поймал себя на мысли, что щурюсь почти как Головин.
— Задавай, — он явно был заинтересован и напряжён, но так по виду это не проявлялось ничуть.
— Скажите, а к выигрышу в лотерею Вы имеете отношение? — вперёд в ожидании ответа старика потянулись все трое, и реалист, и фаталист, и скептик, толкавший их локтями.
— Не люблю отвечать вопросом на вопрос, Дима, но иногда приходится. Помнишь нашу первую встречу в избе-читальне? — он улыбался светло, и забытое словосочетание звучало по-доброму, располагающе. Ещё б я не помнил то знакомство, которое предсказал Понтий Пилат, и за которое меня чуть не довёл до истерики Лорд. Я кивнул.