Яхта обогнула Владимира Ильича, стоявшего в позе, словно он прикрывал плащом дырку на брюках, напряженно глядя на восток. В уходящем солнце фигура вождя смотрелась колоссально. А наш путь лежал дальше по морю, да ко граду Твери.
Глава 4
Отзвуки прошлого. Совет мертвеца
Я сидел в лодке, которая медленно плыла по течению почти под самым берегом. Над водой нависали ветви ив и бредовника. Приглядевшись, удалось понять ровно две вещи: лодка не моя, и скоро встанет солнце. В отличие от привычной и почти родной Плотвы, оставшейся у Самвела в поселке, это чудо инженерной мысли было, кажется, выдолблено в целиковом стволе дерева, отчего устойчивость имело, как по мне, так и вовсе отрицательную. Стоило чуть шевельнуться — и вестибулярный аппарат сводил все мышцы разом, только бы не сронить носителя в темную и, видимо, холодную воду. Судя по туману, кружащемуся над речной гладью, вполне характерному для раннего утра, вода явно ниже по температуре, чем воздух над ней, а он был нежарким.
Чуть приноровившись к поведению долбленки, я осторожно оглянулся. Позади меня в предутренней мгле виднелся какой-то городок, на холмах высились шпили и купола церквей. Обычных домов «гражданской» застройки отсюда видно не было. Итак, город сзади, течение сносило меня от него, я возле левого берега, ширина реки — метров сто, если в потемках ничего не напутал, и глазомер не подвел. А то этот может. Негусто со вводными, откровенно говоря.
— Мил человек, помоги! Христом Богом молю, не оставь! — вдруг раздался сипящий голос слева. Как я не кувырнулся с этим плывучим бревном — ума не приложу, потому что не просто вздрогнул всем телом, меня аж подкинуло. Присмотревшись, увидел в просвете между кустами и деревьями какой-то то ли ручеек, то ли хилую заросшую речушку, почти полностью скрытую округлыми листьями кувшинок. Почти у самой воды торчал пень, невесть как взявшийся здесь — ни одного приличного высокого дерева, тем более такой толщины, вокруг не было. На пне сидел… Сидело… Ох, как же не хватало Головина или Ланевского с их вечными «а ну-ка соберись, Волков!». Пришлось командовать себе это лично, причем голос внутреннего реалиста дрожал, скептик, кажется, щипал себя за руку, чтобы проснуться, а фаталист совершенно не к месту произнес голосом Бориса Химичева: «и зачем его только из больницы выписали?». Хорошо хоть, что не с начала цитату начал.
Как бы то ни было, на пне была видна фигура с человеческими очертаниями. О, заработало! Включили остаток рацио — появились первые компромиссы. Итак: фигура. С очертаниями, да. Перед самой зарей, когда все приличные люди спят, я увидел в темном лесе на пенечке возле речки корявое, перекошенное набок туловище. Сидело оно на поджатой правой ноге, а левую выставило далеко в сторону, как костыль — видимо, не гнулась эта нога. На туловище было что-то среднее между грубой черной рясой и основательно поношенным мешком для картошки, но тоже черным. В прорехах, щедро покрывающих это рубище, была видна кольчуга. В правой руке зажато что-то похожее на чекан или клевец, их я и днем вблизи особо не различил бы. Левой туловище шарило за пазухой, судя по звуку, азартно ломая ногти о кольца кольчуги. На голове были длинные спутанные сивые волосы, довольно длинная, жидкая и в целом неопрятная борода, крючковатый нос и глаза, просто полыхавшие безумием. Вряд ли это было отражением лучей восходящего солнца. До меня только сейчас дошло, что ни весел, ни шеста у меня нет, а лодку тащило к этому патлатому на пне так, будто он тянул ее за веревочку.
— Помоги, мил человек! — снова засипел он. В левой руке показался зажатый крест, который ему удалось с треском выпростать из дыр и складок.